Томление (Sehnsucht) или смерть в Висбадене

«22 июня 1996 г.

Любимый! Ты снова даришь мне новые ощущения, я получила твое письмо. Ужасный град в Кельне. Я не могу дождаться конца этого вечера. И все же ночь наступает, я на своей несуразно большой кровати, маленькая черная лампа рядом с подушкой, тишина, нет больше никого в целом мире, только ты и я. Ложусь на живот и начинаю читать. У меня перехватывает дыхание, мое тело – как натянутая струна, мое тело изнывает от вожделения. Я чувствую твои руки: они скользят по моему лбу, щекам, шее, они опускаются на плечи, ласкают мою грудь, соски набухают, они так чувствительны сейчас, что соприкосновение с простыней становится невыносимым. Я переворачиваюсь на спину, облизываю пересохшие губы. Твои руки спускаются ниже, их уже ничем не остановить. Мой живот сначала чуть-чуть робеет, а потом вдруг становится совершенно беззащитным перед отчаянной нежностью и отдается ей, отдается с радостным упоением. Как ты хорошо написал про тот августовский вечер! Я помню этот тихий стон, почти одновременно сорвавшийся с наших губ, когда твои руки мягко коснулись моего живота. Он словно вобрал в себя всю мою долго сдерживаемую страстную нежность к тебе. Знаешь, я всегда мучилась, когда мы маялись в этих мерзких грязных подъездах, и однажды чуть не расплакалась (в катакомбах Олимпийского, помнишь?). Мне было мало того маленького кусочка твоего тела, я мечтала видеть тебя всего, гладить и целовать твои плечи, грудь, на которую я так люблю положить голову так, чтобы твои руки мягко перебирали мои волосы, я мечтала чувствовать твою кожу, спуститься руками по твоей спине к ягодицам и прижать их к себе еще сильнее, как можно сильнее. Наверное, у меня сейчас пылающие глаза. Я всегда хотела невозможного: невозможного счастья, несбыточной гармонии. И ругала, казнила себя за это: ведь будет же и расплата! Но мечта осталась. Ведь невозможно забыть твои глаза – мягкие, сияющие, чуть влажные – какими они бывают только несколько минут после.

Милый, моя задница тоскует по тем упоительным прикосновениям, которые случаются, когда мы занимаемся этим на столе или стоя на коленях на полу, перед диваном (почему-то именно так). Руки сжимают эти любимые тобою места (или это уже мои руки?), и пальцы уже там, где все трепещет от желания. Я не могу больше ни о чем думать: только бы сесть лицом к лицу и чтобы не было сил пошевелиться.

Обман удается не сразу, но вот я уже не в силах унять дрожь в коленках, тихий стон, и все.