Тоня из Семеновки (сборник)

- Смотря как работать будете, - отшутилась Тоня.

Я снова видел ее совсем близко. Ладная фигура. Тонкие красивые ноги. Быстрые руки. Косы, спадающие вперед.

Я механически срывал стручки гороха в подол рубашки, а сам не отрывал глаз от нее.

Горох был вкусный, сладкий, но мне было не до гороха.

Тоня работала быстро, и я еле поспевал за ней.

Наконец догнал и даже чуть перегнал.

- А у тебя, смотри, хватка, - бросила Тоня на ходу.

* * *

Теперь я не спал по ночам.

Я писал:

Какая ты?

Такая ты,

Что все

Мечты мои

Пусты...

И еще:

Я бормочу спросонья:

Тоня...

Вместо сна я действительно бормотал стихи.

Теперь на реке я махал ей рукой, и она отвечала мне.

Теперь на улице я мог с ней здороваться.

По вечерам ждал, когда она пойдет за водой, но почему-то не заставал ее у колодца.

Зато в выходной день, когда мы работали только до обеда, я увидел ее на лавочке около дома с книгой в руках.

Я поздоровался и спросил:

- Что вы, Тоня, читаете?

- Второй раз "Войну и мир" перечитываю. Какая прелесть! - призналась она. - Ведь читала в педучилище и вроде недавно, а сейчас как будто впервые...

Я "Войну и мир" не читал и, когда речь зашла о моем чтении, весьма кстати (вот, мол, какой я!) вспомнил Мопассана и Достоевского. Их я тоже знал плохо, но все же что-то читал, а главное, помнил по предисловиям. Томик Мопассана был у меня даже в деревне.

- У Мопассана мне больше всего нравится "Измена графини де Рюн" и "Исповедь женщины", а у Достоевского - "Вечный муж", "Сон смешного человека", "Скверный анекдот", - самоуверенно сказал я.

Она вроде удивилась.

Потом сказала:

- А я почему-то думала, что ты стихи больше любишь и даже сам пишешь.

"Откуда же она узнала?"

- Что вы! Что вы! - поспешно опроверг я и, кажется, покраснел.

- Мне так казалось, - просто ответила она.

Меня мучила совесть.

"Как я мог обмануть Тоню? Сказал, что не люблю стихи и сам не пишу! Но не могу же я ей показать те стихи? Конечно, не могу!"

Решение пришло неожиданно.

"Напишу другие. И тогда покажу. Признаюсь, что сказал неправду..."

Я не спал несколько ночей.

И появилось такое:

Мы не забудем поля изрытые,

Села наши и города,

Дотла сожженные, в прах разбитые,

Мы не забудем их никогда.

Мы помним зверства в Пинске и Львове,

Куда притащен фашистский стяг.

За горы трупов, за реки крови,

За все ответит нам подлый враг.

И еще и еще...

* * *

В тот день я не пошел после работы на реку. Решил ждать Тоню в деревне. Заплывы через Оку - все это казалось теперь несерьезным.

Мои товарищи по бригаде явно что-то заметили, особенно местные, деревенские.

- На свидание? - многозначительно спросил один.

- Уж не влюбился ли ты в нашу учителку? - добавил другой.

- Тайна, покрытая мраком, - сказал третий.

Мне было все равно, но я все же буркнул:

- Не трепитесь!

Я болтался по почти пустынной деревенской улице. В кармане у меня были стихи. На лавочке после ослабшей дневной жары сидели самые древние старики и старухи. Возле копошились малые дети.

Наконец я увидел Тоню. Она шла со своими девчонками с реки.

Я неловко остановил ее:

- Здравствуйте, Тоня! Мне... Мне надо поговорить с вами... Можно?

- Идите, девочки, - сказала она. - Так?

"С чего начать?"

Я робел.

- Ну, так? - повторила Тоня, и мне почему-то показалось, что в голосе ее прозвучала обида. Косы ее были мокрыми после купания, с них падали капли воды. Падали на короткое выцветшее платьице с широким вырезом.

Но лицо было доброе. Каре-серые глаза смотрели на меня скорее с любопытством, нежели с обидой. Я успокоился.

Почему-то впервые в голове промелькнуло:

"В Москве никогда не встретишь такую учительницу".

- Я сказал вам неправду, - признался я. - Я люблю стихи и даже сам пишу.

- Значит, я не ошиблась? А ты можешь мне почитать?

Я пожал плечами.

- Пойдем, - решительно сказала она и, взяв меня под локоть, повела к себе домой.

Дома сказала:

- Я только переоденусь...

И скрылась за занавеской у печки.

Вернулась в желтой кофточке и зеленой юбке, еще более привлекательная.

- Почитай...

Я начал читать подряд. "Мщение", "Зенитчикам", "Партизаны", "Красной Армии", "Украина", "Москва".

- Мне нравится, - несколько раз повторяла она.

А когда я закончил, подтвердила:

- По-моему, хорошо.

Потом говорили о стихах. Я вразнобой называл Веневитинова, Баратынского, Батюшкова, Майкова, Кольцова, Языкова, Кюхельбекера, Дениса Давыдова. Мне и правда нравились их стихи.

- А я пишу только юмористические для стенгазеты и журнала, который мы делаем с пятиклассниками, - призналась она.

Это было совсем неожиданно.

Предложила:

- Хочешь, прочту?

Это уже было полное доверие ко мне, как к равному.

Я даже вспыхнул и молча кивнул головой.

Она прочитала:

Три сестрицы под окном

Говорили вечерком.

"Кабы я была царица,

Молвит первая сестрица,

Издала бы я закон:

Теоремы и таблицы

Тайно бросить в бездну волн"

"Если б я была царица,

Отвечала ей сестрица,

Я бы во дворце жила.

Там у зеркала стояла,

Платья, шляпы примеряла

И красавицей была".

Третья молвила сестрица:

"Кабы я была царица,

Я не знала бы забот:

Над контрольной не пыхтела,

Целый день в кино сидела

Вместо письменных работ".

А потом:

На вершину еле-еле

Я с волнением иду.

Неужели, неужели

Я в шестой не перейду!