Александр выглянул из-под намокшего полога, удивительно, отчего это они так кричат? Все "превосходительства" в такую погоду просто обязаны в теплых палатках и кофе с коньяком попивать и в карты поигрывать. Лагерь совершенно пуст, ряды темно-серых неуклюжих шатров, разбитых точно по прямой линии словно солдаты замершие в строю, дорожки, заботливо присыпанные желтым песком, совсем как в советской армии, автоматически отметил про себя Сашка, зеленые громоздкие телеги обоза у дальнего края и ни души… Но нет, словно черт и табакерки из-за ближайшей палатки выскакивает нескладная длинная фигура в мокрой, почти черной от влаги шинели.
– Почему тихо кричали сволочи, б… шкуру спущу! – ревет басом охрипший фельдфебель и одновременно пытается пнуть невидимого противника сквозь слабо натянутый тент, но раз за разом промахивается, – Сукины дети, доберусь до вас…ужо погодите!
– Постой братец, не подскажешь до штаба далеко? Найти не можем, указателей на дороге нет.
– Почитай приехали, как раз за нашим биваком, полверсты прямо, сами кто будете?
– Телеграфисты мы, почему у вас ночью так кричат?
– К смотру готовимся, вон какая хлябь, велено в палатках сидеть, чтоб мундирну одежду не спортить, и это самое водуш… одуш… душвление выработать. Вот и будем орать всю ночь! Табачком случаем не богаты? Согреться бы, третью неделю найти не можем, и не везут, траву уж всяку начали курить, совсем невтерпеж.
И вот уже новый знакомый – унтер, обрадованный долгожданным куревом, глотая ароматный дым пополам с паром от промокшей одежды, охотно посвятил наших друзей во все тонкости местной армейской жизни. Позавчера весь день пригоняли мундиры и каски на три головы, благо солнышко светило. Вчера был предварительный смотр музыкантам, песенникам, ротным балагурам и обер-офицерам верхами. Сегодня, по случаю плохой погоды, отрабатывают приветствие, начальство желает услышать в этом крике восторг и воодушевление. Сразу видно, мудрые отцы-командиры готовят подчиненных к боевым действиям. Как же, обмундирование, как известно первое дело на войне! Там в его времени, тоже находились любители, жаждущие придать каждому солдату грозный и одновременно красивый вид. Напялить бы на того профессора, что соловьем заливался с экрана об утерянных вместе со старой Россией военных традициях, однобортный узкий мундир с перехватом в талии из грубого сукна. Добавить сверху шинель со стоячим воротником в обтяжку, в дождь сие чудо прибавляет в весе почти вдвое – столько воды впитывает, пусть застегнет импровизированное орудие пытки на все крючки и пуговицы. Для большего наслаждения повесить на спину тяжелый ранец с ремнями крест на крест – это чтоб вздохнуть полной грудью, а на голову кожаную каску с шишаком и бляхой в виде двуглавого орла – так лучше думается, особенно когда солнцем припечет. И в неудобных высоких сапогах вперед, марш, отматывать десятки верст по бесконечным разбитым российским дорогам. Картина маслом получится "оргазм и смерть униформоложца", причем последнее совсем не следствие первого, а просто от переутомления.
– А стрельба в цель? – полюбопытствовал Сашка, строевая подготовка, помнится, была и в его срочной службе, там далеко в будущем… – Неужто не стреляете совсем?
– Да ты брат шутишь! У нас только штуцерные палят, полковник остальной порох с учений жидам продает. Я вот ружьем метать умею отлично, благодарность получил, но стрелял всего три раза за всю службу холостым, – таков был ответ, немало удививший уроженца двадцатого века.
– Но ведь воевать же будем?
– Енералам оно виднее. Забалакался я тут с вами. Пора и честь знать, – набрав побольше воздуха в легкие "Вольтер" рявкнул, – Здорова орлы!!!!..Не слышу????
Когда наконец добрались до цели путешествия, уже совсем стемнело, а наутро выяснилось, что единственный оставшийся в штабе телеграфист жестоко "страдает животом". Судьба похоже, один "боец" руку накануне сломал, сорвавшись со столба, а теперь и этот загнулся. Александру ничего не осталось, как отправить больного обратно в Севастополь вместе с возчиком Федором, начальник пообещал выслать в ближайшее время замену, а пока сесть за телеграфный аппарат придется ему. Хорошо хоть догадался новую чистую рубаху-голландку, выходные бескозырку и штаны захватить с собой, как чувствовал, что-то такое случится.