Тонкая работа

— Не надо нам припадков, Мод, — говорит он, скривившись. — Вспомните: на это у вас теперь нет никакого права.

— Нет, есть! У меня есть право на все, что угодно!

— Дорогая моя! — Миссис Саксби подхватила свой стакан со спиртным и теперь сует его мне под нос. — Милая девочка…

Но меня всю трясет от смеха — жуткого смеха, — я дергаюсь, как рыба, попавшаяся на крючок. Слышу, как Ричард ругается. Потом вижу, как он подходит к моей сумке и роется в ней, достает пузырек с лекарством — накапывает три капли в стакан с бренди, потом обхватывает мою голову и прижимает стакан к моим губам. Я пробую жидкость, залпом глотаю и, закашлявшись, зажимаю руками рот. Во рту у меня все онемело. Я снова закрываю глаза. Не знаю, сколько времени я так сижу, только вдруг чувствую, под щекой у меня колючее покрывало. Я, должно быть, упала на кровать. Я лежу, все еще изредка подергиваясь, словно бы от смеха, и опять Ричард с миссис Саксби стоят в отдалении и молча наблюдают за мной.

Наконец они подходят ближе.

— Ну как, — интересуется миссис Саксби, — вам получше, деточка?

Я не отвечаю ей. Она спрашивает Ричарда:

— Может, нам лучше уйти, пусть поспит?

— Еще чего — поспит! — отвечает он. — Небось, она все еще думает, что мы привели ее сюда отдыхать и радоваться жизни. — Он подходит ближе и похлопывает меня по щеке. — Ну-ка откройте глаза, — говорит.

Я отвечаю:

— У меня нет глаз. Откуда? Вы отняли их у меня.

Он щиплет меня за веко.

— Да разлепите вы глаза, черт побери! — говорит. — Так-то лучше. Ну а теперь вам еще кое-что предстоит узнать — самую малость, а потом спите себе спокойно. Слушайте меня. Слушайте! Не спрашивайте чем — я отрежу ваши чертовы уши, только задайте такой вопрос. Так. Теперь я вижу, что вы слушаете. А чувствовать способны? — И бьет меня наотмашь. — Очень хорошо.

Но удар его не так силен, каким мог бы быть: миссис Саксби успела перехватить его руку.

— Джентльмен! — говорит она, и лицо ее делается суровым. — Это лишнее. Никто вас не просил. Успокойтесь, ладно? Вы, небось, ушибли ее. О, моя милая…

Она дотрагивается до моего лица. Ричард кривится.

— Пусть скажет спасибо, что я целых три месяца сдерживался. — Он выпрямляется и откидывает со лба волосы. — А мог бы и не так ударить. И пусть знает, что, если понадобится, я ей еще врежу! Слышите меня, Мод? Вы помните, в «Терновнике» я был джентльменом. А теперь могу и отдохнуть, здесь галантность не требуется. Поняли?

Я прижимаю ладонь к щеке, смотрю ему в глаза и молчу. Миссис Саксби заламывает руки. Он вынимает из-за уха сигарету, сует в рот, ищет спичку.

— Продолжайте, миссис Саксби, — говорит он. — Расскажите ей все остальное. А что касается вас, Мод, — слушайте внимательно, и вы поймете наконец, зачем вы жили так, как жили.

— Я не жила, — шепчу я в ответ. — Вы же сами сказали, что я вымысел, сказка.

— Ну, — он нашел спичку и чиркает, зажигает, — у всякой сказки есть конец. Послушайте, чем кончается ваша.

— Она уже кончилась, — отвечаю я.

Но его слова меня насторожили. Голова у меня плохо соображает от бренди, от лекарства, к тому же пережитое потрясение сказывается, но все же хоть и с трудом, но я понимаю, что сейчас могу услышать нечто страшное — про то, зачем они меня сюда затащили и что намерены со мной делать…

Миссис Саксби видит, что я заинтересовалась, и кивает.

— Теперь начинаете понимать, — говорит она. — Теперь видите, что к чему. Я сберегла дочку той дамы, но что еще лучше — дама дала мне слово. В этом-то все и дело, разумеется. Уговор дороже денег, верно? — Она улыбается, утирает нос. Потом наклоняется ко мне. — Хотите посмотреть? — говорит, но уже другим голосом. — Хотите поглядеть на ее письмо?

Она ждет. Я не отвечаю, но она, опять улыбнувшись, отходит от меня, глядит на Ричарда, потом поворачивается к нему спиной и быстро расстегивает пуговицы на своем платье. Похрустывает тафта. Наполовину расстегнув корсаж, она запускает руку — мне кажется, в самое нутро, в самое сердце — и вытаскивает оттуда сложенную в несколько раз бумажку.

— У самого сердца хранила, — говорит она, протягивая мне письмо. — Столько лет! Дороже золота оно мне было. Вот, прочтите-ка.

На сложенном в виде письма листке надпись: «Открыть в осьмнадцатый день рождения моей дочери, Сьюзен Лилли». При виде этого имени я вздрагиваю и тяну руку к письму, но она ревниво оберегает его и, совсем как мой дядя — хотя нет, какой он мне дядя! — показывавший мне старинную книгу, не отдает мне в руки, однако потрогать разрешает. Бумага еще теплая — нагрелась за пазухой. Чернила коричневые, на сгибах бумага потерлась, буквы выцвели. Печать цела, не сломана. Это инициалы моей матери — то есть матери Сью, а не моей — «М. Л.».

— Видите, дитя мое? — говорит миссис Саксби.

Бумага дрожит в ее руке. Она, словно скупой сокровище, подносит письмо к глазам, любуется, целует и возвращает на прежнее место, под корсаж. Застегнувшись, снова глядит на Ричарда. Он внимательно следил за происходящим, но отмалчивается.

Вместо него говорю я.

— Она это написала. — Голос у меня сиплый, я как в полусне. — Она это написала. И ее забрали. Что дальше?