Тонкая работа

— Подождите, милая девочка, — говорит она ласково. Подносит палец к губам, подмигивает. — Наберитесь терпения и выслушайте. Вы не всю мою историю выслушали. Главное еще впереди. Помните, там была молодая дама, вся такая несчастная. Потом отец ее, и брат, и здоровенный мужик. Через час должны были пожаловать. И еще малышка, и я спрашиваю: «Как назовем ее? Как насчет вашего имени, Марианна?» — и дама говорит, что скорее проклянет ее, чем так назовет. Вспомнили? «Вы говорите, она дочь настоящей леди, — продолжает бедняжка, — но скажите, разве это не зарок того, что она будет несчастлива? Пусть у нее будет самое простое имя, — говорит она, — как у простолюдинки. Я хочу назвать ее просто».— «Ну так и назовите», — говорю я, чтобы как-то ее подбодрить. «Сейчас, — говорит она. — Сейчас. Была у меня одна служанка — она была очень добра ко мне, не то что отец с братом. Назову в ее честь. Назову ее...»

— Мод, — говорю я обреченно. И сижу, потупившись. Но когда миссис Саксби умолкает, я поднимаю глаза. Как загадочно она смотрит! И молчит загадочно. Тихо качает головой. Вздыхает, потом произносит:

— Сьюзен.

Ричард зажимает ладонью рот. Комнату и весь дом окутывает тишина. Мысли мои, и без того путавшиеся, совсем смешались. Сьюзен. Сьюзен. Главное — не подавать виду, как глубоко потрясло меня прозвучавшее только что имя. Сьюзен. Ничего не говорить. Не шевелиться — не то дрожь выдаст меня с головой. Только смотреть, не отрываясь, в лицо миссис Саксби. Она, сделав еще один большой глоток бренди, отерла губы. Подходит ко мне и усаживается рядом на кровать.

— Сьюзен, — говорит она снова. — Так назвала ее та дама. Какой стыд — назвать девочку именем служанки, правда ведь? Но что я могла на это сказать? Бедняжка, она и впрямь рассудком-то помутилась: слезами обливается и кричит: мол, сейчас отец нагрянет, и отнимет девочку, и станет настраивать против родной матери. «О, как мне спасти ее? — говорит. — Кому угодно готова ее отдать, только бы не им с братом. Что мне делать? О, миссис Саксби, лучше бы они взяли ребенка какой-нибудь другой бедной женщины, не моего!»

Щеки ее пылают. В уголке глаза, на правом веке, бьется, пульсирует жилка. Она прижимает ее рукой, потом снова пьет из стакана и снова утирает рот.

— Именно так она и сказала, — говорит она, но уже спокойнее. — Именно так и сказала. И как только она это сказала, детки в моем доме словно услышали ее слова — все разом как заплачут! Все они плачут одинаково, если, конечно, вы им не мать. Ну, для нее так и было, в общем. Я помогла ей подняться наверх, к той самой двери. — Она кивком указывает наверх.

Ричард, подпиравший дверь плечом, шевельнулся — дверь скрипнула.

— ... И у самой двери остановилась. Смотрит на меня, я понимаю, что у нее на уме, и сердце мое холодеет. «Нет, нельзя!» — говорю я. «Почему же? — отвечает она. — Вы же сами сказали, дочь мою воспитают как истинную леди. Почему бы не отдать вместо нее какую-нибудь бедную сиротку — бедняжка, конечно, тоже хлебнет горя! Но клянусь, что за это я отдам ей половину своего состояния, а Сьюзен получит другую половину. Она ее получит, если вы сейчас возьмете ее у меня и воспитаете честной и порядочной, и не станете рассказывать ей о наследстве, чтобы она росла в бедности и могла почувствовать, чего оно стоит! Разве у вас нет, — спрашивает, — какой-нибудь сиротки, которую мы могли бы отдать моему отцу вместо Сьюзен? Разве нет? Разве нет?! Ради всего святого, скажите, что есть! У меня в кармане платья пятьдесят фунтов. Я их вам отдам! Я вам еще больше пришлю, если только вы поможете мне и никто, ни одна живая душа, об этом не узнает!»

Если за окном и в комнате под нами кто-нибудь ходил, стучал, шумел, я бы все равно не услышала в тот момент. Взгляд мой прикован к лицу миссис Саксби.

— Да уж, просьба была та еще, — продолжает она, — та еще просьба. Что вы на это скажете, дорогая моя? Было над чем подумать. Дело нешуточное, к тому же времени в обрез. И я решилась и вот что ей сказала: «Оставьте деньги при себе. Оставьте себе свои пятьдесят фунтов. Мне они не нужны. А нужно мне вот что: папаша ваш — джентльмен, а джентльмены — хитрые бестии. Я пригляжу за вашей дочуркой, но вы напишете мне бумагу, в которой расскажете все, что намерены сделать, подпишете ее и запечатаете. И тогда бумага будет иметь законную силу». «Конечно, конечно! — говорит она не раздумывая. — Сейчас и напишу!» И мы спускаемся сюда, я приношу бумагу и чернила, и она записывает все как есть — все, о чем я вам уже говорила: что Сьюзен Лилли ее родная дочь, хоть ее и отдали мне, и что наследство нужно поделить, ну и так далее, — потом складывает записку, снимает с руки кольцо с печаткой — запечатать письмо — и сверху приписывает, что, мол, не вскрывать вплоть до того дня, когда ее дочери исполнится восемнадцать. Она хотела написать «двадцать один», но я быстро сообразила, и упредила ее, и сказала, что пусть будет восемнадцать: чтобы девочки узнали обо всем раньше, чем выйдут замуж. — Она улыбается. — Ей это понравилось. Она меня даже поблагодарила.