– Я была бы рада, если б ты приехала, очень соскучилась, – хмыкнула я, пытаясь пошутить, но, конечно, она понимала, что за словами скрывалось куда больше.
– Он опять объявился? – настороженно спросила она, а я отмахнулась коротким «нет».
Однако слова Элли напомнили, что у меня самой было полно скелетов, о которых я не намеревалась рассказывать Логану. По крайне мере, не прямо сейчас. Позже, может быть.
Перед глазами мелькнуло лицо, увиденное в окне машины. Мелькнуло и исчезло, как мираж, как наваждение, как звоночек из позабытого сна.
Куда безопаснее было бы встречаться со списанным в запас воякой, чем с владельцем издательства. Это наводило меня на мысль, что я снова окажусь в кругу, которому не принадлежу.
– Ну, так ты приедешь? – повторила я свой вопрос.
– Приеду, милая, приеду, конечно.
– Элли, – тихо позвала я, – я тебе не говорила, но я не одна.
– Пфф, – фыркнула подруга, – так и подозревала, что в деле без мужчины не обошлось.
– По любым другим поводам я могу позвонить Альфреду или маман.
– Кстати, здравая мысль, позвонила бы ты матери, зная тебя и её, думаю, вы уже порядком игнорируете друг друга.
Я тяжко вздохнула в трубку, и Элли тихонько, но самодовольно рассмеялась. По её мнению, она могла читать меня, как открытую книгу.
– Мы эсэмэсимся, этого достаточно.
– Ну-ну, – я прямо видела, как Элли качает своей кудрявой головой, – адрес-то хоть прежний у тебя? А вообще… лучше встреть меня в аэропорту. Номер рейса позже кину.
– Договорились и… спасибо.
Глава 19
В жизни каждого ребёнка наступает момент, когда он перестаёт воспринимать взрослого, как эталон, как образец, как непреложный рупор истины. Зачастую всё начинается с собственных родителей. Они уже не непогрешимые герои, способные исправить всё, начиная от разбитых коленок и ссадин на локтях до приставучих хулиганов с соседней улицы и вызовов в школу. Вместо родителей в них уже проступают простые люди со своими достоинствами и недостатками, грехами и слабостями, со всем их несовершенством.
Я был абсолютно уверен, что с моим отцом этот рубеж мы перешагнули много лет назад, когда я уже понимал, что не соответствую его представлениям об идеальном сыне. Он не умел хвалить, не был способен поощрить и вдохновить меня, не интересовался вещами, которые бы сделали меня счастливым рядом с ним, а потом… случился развод, и я окончательно потерял веру в него.
В один из вечером он вызвал меня на разговор, начал рассказывать, как они с мамой познакомились, как сходили с ума друг по другу, о жизни, которую они вели до моего появления. Его слова рисовали перед моими глазами совсем другой образ: не того ублюдка, который сидел напротив и предавал собственную семью, а простого парня, не без недостатков, конечно. Парня, которым я сам надеялся стать когда-нибудь.
Но в тот вечер я твёрдо решил, что сделаю всё, что угодно, только бы не превратиться в отца.
Так что сейчас, стоя в палате в отделении интенсивной терапии напротив его неподвижного тела, погружённого в медикаментозную кому, я пытался соотнести этого человека с тем говнюком, который мешал мне жить большую часть прошедших лет.
Тот разговор, много лет тому назад, закончился ничем. Я выбежал из отцовского кабинета, промчался мимо матери, которой было едва ли не лучше меня, и сгинул в недрах пафосного особняка, чтобы забиться в тёмной угол и прострадаться, как нормальный подросток, понимающий, что его семьи и в то, что он верил, больше нет.
Я и раньше любил задевать отца, но с того момента это переросло в какую-то маниакальную потребность делать всё наоборот. Наперекор ему со сто процентной отдачей.
Было совсем не удивительно, что этот рейд по волнам прошлого закончился в клинике. Я оставил Блейк спящей, она и так уже порядком хапнула нервов за один день, и отправился сюда. Мне хотелось взглянуть в лицо причине моих бед, ведь именно так я об отце и думал: раздражающий фактор, фигура, которой я готов противопоставлять себя до бесконечности, просто предатель, заслуживающий если не боли и страданий, то хотя бы вечной раздражённости, когда ему то и дело доносят, что нового натворил его отпрыск.
Сейчас я ощущал беспомощность, хотя беспомощнее враз похудевшей фигуры под больничным одеялом я давно никого не видел.
Когда мы успели докатиться до такой жизни и таких взаимоотношений? Раньше ведь всё было иначе. Дело даже не в том, что он пытался лепить из меня кого-то: идеал сына из собственных фантазий. Я был нескончаемо утомлён, что сейчас ко всем прочим личным проблемам, вынужден разгребать и то дерьмо, которое он мне оставил.
– Опять пришёл позлорадствовать.
Я резко обернулся, удивлённый, что не услышал, как тихо открылась дверь палаты. Видимо, я настолько погрузился в воспоминания, что оторвался от реальности, полностью переместившись в прошлое и уйдя в свои мысли. Досадное упущение, мне не стоило так расслабляться. Один прокол, и эта змея подползла слишком близко.