Покидая долину, вихрь выбросил плёкую, она ударилась о песок, кувыркнулась. Следом вихрь выплюнул корягу, которая на лету развалилась с сухим треском. Ее комель, белый как кость, упал на грязное дно омутка.
Вихрь прыжком перескочил сухое русло, исчез. Шуршал ручеек сухой глины, стекая по срезу берега. Остались от вихря, как от коровы, вываленные в песке лепешки — ошметки ила.
Сломанное крыло у плёкой чертило по песку. Птицы шли по высохшему руслу за ручейком, его перевитый шнурочек стеклянно поблескивал в белых гальках, шершавых, будто известковых, от сухого ила.
Над хаосом холмов, такыров, оврагов, что веерами сбегались к руслу высохшей речки, парил беркут. Его глаза видели, как ответвление русла привело птиц в провал, где на днище валялись черепа зайцев, катышки совиного кала, сухие шкурки ежей, свернутые в трубочки. Красная птица изредка взлетала, делала круг и вновь шла рядом с черно-пестрой. Беркут как бы пас птиц-пешеходов.
Пробегала над речным руслом машина гидрогеологического отряда.
Блеснул в гальке шнурочек воды. Шофер с ведром спустился по берегу, увидел отбегавших от воды голубей. Подивился, а как разглядел — голубка волочит крыло, рассудил, что занесло птицу сюда лихо и что погибнуть им. Ближайший поселок километрах в восьмидесяти. Шофер поймал голубку — рябой не давался ему, взлетал из-под руки. С ведром воды в одной руке, с голубкой в другой вернулся к машине. В кузове между ящиками сделал для голубки домик из своей тяжелой рабочей телогрейки, проверил, есть ли продух.
Речка повернула, утянула за собой клин желто-серой травы. Мотор натужно зашумел, машина запылила. Красный летел над машиной. В кузове между ящиками был втиснут черный сверток.
На плоскостях степи машина набирала скорость, красный отставал. Но возникал на пути гигантский веер оврага, начинала машина вычерчивать зигзаги. Красный складывал крылья, падал с высоты, так что из травы картечью вылетали овсянки и с писком уносились, мелькая белыми рулевыми перьями.
…Старый красный блуждал бы годы со связанными крыльями в поисках родного двора, он околел бы с голоду где-нибудь в угольном сарае, он замерз бы, облитый помоями, с лентой морковной кожуры на спине, — ничто не могло помешать вернуться в родной двор, ничто, кроме голубки, которую надо гнать на посад в гнездо.
В сумерках машина догнала колонну гидрогеологического отряда. На повороте, когда замедлил ход грузовик с установленным на его платформе буровым станком, машина с плёкой в кузове вскочила в середину колонны.
То была последняя заминка в движении. Люди спешили добраться до места, колонна рванулась и пошла в сумрак, густеющий на глазах. В последнем усилии красный догнал колонну, снизился. Крылья уж не слушались, он падал. Вспыхнули фары, голубь — ослепший, с риском промахнуться и разбиться о борт — упал на ящики, вцепился.
Его мотало, ящики двигались. Он пытался звать голубку, выходило прерывистое хрипение.
Цвигун измучился — какой сон в кабине грузовика, на ходу; валишься головой в стекло, а стукнувшись, через силу таращишься — медленно расплетаются в свете фар ленты пыли. Смыкаются веки, горячие от пыли, от ветра и солнца. Вдруг кто-то быстрый прокатится перед машиной по сухой, оголенной светом земле.
Останавливались машины, одна за другой погружались в темень. Цвигун выволок раскладушку, спальный мешок, лег.
Вспыхнул над головой белый от пыли борт, погас. Вновь и вновь вспыхивал своим проникающим под веки кварцевым светом: то включали фары, маячили отставшей машине. Цвигун было с раздражением полез из мешка (увидел далеко вспышку, будто колыхнула сухая гроза), как стоявший на подножке человек сказал в кабину:
— Кончай светить, стало быть, у него опять мотор не тянет.
В мире наступила полная темнота.
Утро в степи холодное. Цвигун полез в кузов за фуфайкой.
В проходе между ящиками бегал голубь, надувал зоб, мел хвостом. В растерянности глядел Цвигун: это был красный — красный дяди Вани, бежавший пешком со двора у него, у Цвигуна.
Определенно он был: пальцы кончались уродливым утолщением!..
Веря и не веря себе, Цвигун отправился вслед за товарищами, которые шумной кучкой лезли на ближайшую гору — осмотреться, кричали оттуда:
— Цвигун, по центральной улице идешь!.. Первый прохожий!
Здесь, между горами, закладывали усадьбу нового совхоза: через месяц придет первая колонна с щитовыми сборными домами, с бетономешалкой, с кирпичом. Делом отряда, он назывался «отрядом по водоснабжению усадеб новых совхозов», было пробурить водяные скважины, и дело это Цвигун любил.