Топор Ларны

Запах новой жижи оказался резким и едким. От неё панцирь сразу терял глянцевость и сох, делался серым, бугристым. Пострадавшие места хрустели и ломались, слоились тонкими пластинками. Жаф мрачно глянул на раннее солнце, купающееся в озере тумана над берегом. И стал терпеть. Он перетирал во рту мерзостную зелень, не дающую ни ощущения сытости, ни должной влажности, не утоляющую жажду. Тагга с лечебными добавками оказалась и того хуже: зажгла огонь в горле и далее. Пожар всё ширился, пока не достиг хвоста. Солнце медленно, возмутительно медленно и лениво, взбиралось по небу, словно его лодка преодолевала могучее встречное течение.

Каменные и металлические тёрки визжали и хрустели по панцирю. Сознание плавилось, злость на выродёра росла, и уже к полудню старик утратил остатки выдержки и первый раз вслух назвал так Ларну. А когда стали обедать, и Сорг один съел всю печень, Жаф зачислил в выродёры и его… День длился и не кончался. Сознание предательски теплилось, не желая угаснуть и прекратить муку. Когда Жаф утратил способность осознавать мир, так и осталось загадкой. Но, очнувшись, он снова увидел и ощутил все то же: сухость, боль, бесконечный день. Правда, неумолимый Ларна заверил: миновала ночь, он, Жаф, отдохнул и выглядит гораздо лучше. Явная ложь! Словесное продолжение пытки, старик так и сказал, точнее, прохрипел сухим носом.

Впереди, в лучах высокого ещё послеполуденного солнца, показался берег острова ар-Фанга. Сперва Жаф не поверил себе, рассмотрев характерный рисунок невысоких гор. Тантовые куклы гребут, оказывается, вдвое медленнее настоящих людей? Не умеют рассчитывать силы и ни к чему не стремятся… Удивление ненадолго отвлекло от боли пересыхания. Показалось: стало чуть лучше. Но тут тело скрутила судорога, и всё вернулось на свои места, определившиеся ещё вчера. Ларна – выродер, грот в замке ар-Выдха – дом, а не западня, нынешнее бегство – следствие старческого безумия.

Жаф лежал в луже исторгнутой телом гнойной жижи и ощущал себя бессильным, уничтоженным, жалким. Особенно страшно было показать себя таким людям. Тем, кто исконно враг и готов травить, убивать и мстить. У них есть на то причины, выр знал… Но люди не выказывали удовольствия от вида его страданий. Наоборот, сочувствовали и даже – вот ведь нелепость! – норовили шепотом подсказать ругательства, чтобы старик не повторял одни и те же, уже утомившие его самого и утратившие остатки силы. Люди полагали, что он хорошо держится и что злость при такой-то боли – не слабость, а способ бороться.

Когда берег приблизился и горы выросли, заслоняя закат, Ларна кое-как разогнулся, со стоном отвращения бросил пук водорослей и стальной скребок.

– Пытка, – мрачно признал он, глядя на свои изъеденные жижей руки. – Лекарем быть – пытка… ну и влип я с Тинкиными котятами! Мир нельзя переделать! Котят всегда будет больше, чем мисок с едой. На кой я создаю себе горб?

– Переделать нельзя, – согласился Сорг, откладывая свой скребок. – Но тебе, кажется, начинает доставлять удовольствие само занятие. И не качай головой, не лги себе. Ты ужасно мягкотел и возмутительно добр. Я вижу. Шром точно таков, я нагляделся на него. И мне очень интересно смотреть теперь на тебя. Я начинаю понимать: вы, люди, тоже имеете не один возраст. Внешне вы не меняетесь, как мы после сна в гротах. Но ты уже вырос из первого панциря. Сила не греет тебя. Ты становишься Ларной второго возраста. Как и мы, не все вы неущербны и способны войти во взрослость. Закон жизни людей и выров не так уж различен.

– Может быть, – не стал спорить Ларна. – Жаф, твои мучения заканчиваются. Мы так отскоблили панцирь – глянуть радостно! Сейчас будем смачивать отваром айры. Потом налепим тряпок с подорожной травой. Утром попробуешь встать на лапы. Шага на два тебя хватит, пожалуй. Мне нравится лечить выров, вы так быстро восстанавливаетесь!

Хлопотавший весь день у жаровни пожилой человек с поклоном подал Жафу большую чашку теплого напитка. Старик выхлебал его в два глотка и получил ещё, и ещё. Вечер показался сразу приятнее и свежее. На спину уже лили влагу и сберегали её, накрывая панцирь тряпками. Жаф опустил стебли глаз, расслабился – и забылся сном.

Ларна снова неодобрительно рассмотрел свои руки, сожжённые лечебным средством. Вздохнул, пожал плечами: никто не обещал, что котят спасать будет просто, его предупреждали о цене…. Правда – запоздало, но выхватить подарок он поспешил сам, никто под руку не толкал. Так ведь и подарков прежде дарить ему не пробовали! Таких – от души, а не ради выгоды.

Смеркалось быстро, галера шла вдоль берега, убрав мачту. Сорг перебирал прихваченные из дома старые и новые лоции, хмурил бровные отростки, сомневался, но курс всякий раз указывал верно. Когда пришло время, молча и без плеска канул под воду и стал тянуть канат, ускоряя движение галеры и направляя её точнее: к самому берегу, где её не видно за камнями, в тростники, щёткой спускающиеся по короткой реке от самого озера и до моря.