Топор с посеребренной рукоятью

Я описал далеко не все из тех ужасных опасностей, с которыми можно столкнуться на морских глубинах. Была там еще и hydrops ferox (водянка воинственная), как ее окрестил профессор. Это маленькая, красноватая рыбка, в длину чуть больше сельди, с широким ртом и грозным рядом зубов. При обычных обстоятельствах она неопасна, но пролитая кровь, пусть даже в самых ничтожных количествах, мгновенно привлекала ее, и тогда поранившейся жертве не было спасения: рои рыбок разрывали ее на куски. Однажды на угольных разработках мы видели настоящий кошмар, когда раб-углекоп имел несчастье поранить себе руку. В ту же секунду со всех сторон на него набросились тысячи рыбок, он упал навзничь. Тщетно он отбивался, тщетно его товарищи пытались отогнать хищниц кирками и лопатами. Нижняя часть его тела, не защищенная колоколом, исчезла у нас на глазах, растерзанная окружившим его живым трепещущим облаком. Только что мы видели человека, теперь перед нами была красная масса с выступающими белыми костями. А спустя минуту ниже талии остались лишь голые кости: на морском дне лежал наполовину обглоданный человеческий скелет. Зрелище было столь ужасным, что нам всем стало плохо, а невозмутимый Сканлэн просто упал в обморок, и мы с трудом дотащили его до дому.

Разумеется, не надо думать, будто все зрелища, которые представали перед нами, были мерзкими и отвратительными. Нам случалось наблюдать и удивительные, завораживающие явления. Однажды мы отправились на одну из излюбленных прогулок, которые мы уже частенько совершали без сопровождения атлантов, понявших, что нам более не нужна постоянная опека. Мы шли по знакомой равнинной местности, и вдруг видим, что со времени нашего последнего посещения здесь возникло огромное пятно из светло-желтого песка. Мы недоумевали, какое подводное течение или движение земной коры могло принести сюда этот песок. Внезапно, к полнейшему нашему изумлению, то, что мы приняли за песок, поднялось над дном и поплыло, легко колыхаясь, прямо у нас над головами. Это оказалась огромная плоская рыба, ничем не отличавшаяся, по наблюдениям профессора, от нашей маленькой камбалы, но выросшая до невероятных размеров благодаря тому, что обильно питалась в плодородном глубоководном иле. Она проплыла в темноте над нами — огромное, мерцающее, колышущееся желто-белое пятно — и больше мы ее не встречали.

Был еще один весьма неожиданный феномен, характерный для морских глубин — частые торнадо. Похоже, они представляют собой периодически возникающие подводные течения, которые появляются почти внезапно и производят ужасное действие, вызывая такие же разрушения, как ураганы на суше. Нет сомнения, что, не будь этих течений, наступили бы застой и разложение, как бывает при полной неподвижности. Данное явление природы, как и все остальное, имеет свою разумную необходимость, но ощущение от него отнюдь не из приятных.

Когда я в первый раз попал в такой водяной циклон, я прогуливался по дну с чрезвычайно милой девушкой, о которой уже упоминал, — с Моной, дочерью Манда. Мы находились в красивом месте, примерно в миле от Колонии, около насыпи, заросшей водорослями. Водоросли играли и переливались тысячами разнообразных цветов. Это был личный сад Моны. Она очень его любила. Здесь росли ламинарии, розовые серпулярии, пурпурные офиуры и красные голотурии. В тот день Мена показывала мне сад, как вдруг началась буря. Течение, подхватившее нас, было невероятно сильным, и нас не смыло лишь потому, что мы крепко держались друг за друга, спрятавшись за камнями. Я заметил, что несущийся поток был теплым, даже горячим;

это доказывает вулканическую природу течений — отголоска подводного извержения в дальней части океанического дна. Поток поднял грязь на огромной равнине, и свет померк в густом облаке ила. Дорогу назад найти было невозможно: мы потеряли всякое чувство направления, да и вряд ли смогли бы двигаться против течения. В довершение неприятностей медленно увеличивающаяся тяжесть в груди и затрудненность дыхания свидетельствовали, что запас кислорода подходит к концу. Но когда смерть оказывается совсем рядом, человеком овладевает сильная первобытная страсть к жизни, заглушающая другие чувства.

Именно тогда я понял, что люблю свою нежную спутницу, люблю всем сердцем и душой. Сколь загадочна, непостижима любовь! Сколь неподвластна рассудку! Я любил в Моне не лицо или фигуру, хотя они и были прелестны. И не голос, хотя более музыкального голоса мне в своей жизни слышать не доводилось. И не ее быстрый и деятельный ум. Нет, было нечто в глубине ее темных мечтательных глаз, в самой глубине ее души, так же как и моей, что роднило нас на все времена. Я протянул руку и сжал ее ладонь. Я узнавал мысли Моны лишь по выражению ее чувственного лица. Ее взгляд говорил, что она прочла мои мысли и чувства, и прекрасные ланиты моей возлюбленной покрылись румянцем. Смерть рядом со мной не страшила ее, и сердце мое учащенно забилось.