Торговец

Надо дать должное старому китайцу, развязав сдерживающую сверток тесьму, он не вздрогнул и вообще ничем не показал свое удивление. А оно скорее всего было — ведь не часто же в гости к 'Большеухому Лю' заявляются культурные молодые люди, знакомые с трудами Конфуция, с подарком в виде почти десяти килограммового слитка золота. Надо сказать, что со стандартами у короля призрака, в отношении норморазмеров слитков драгоценных металлов было не все в порядке. Примеченный мной в хранилище толстенький поросеночек двадцать на десять на десять весил почти сорок килограмм и никоим образом не годился к переноске. Благо чуть ниже в стеночке из слитков обнаружились более удобные для переноски образцы. Не имеющие никаких клейм или других видимых отметин, длинные стержни прямоугольного сечения с немного скругленными ребрами, весом как раз десять килограмм. Вот один из таких прихваченных с собой образцов и был предложен старому Лю в качестве подарка.

Медленно поднеся чашку к морщинистым губам, старый китаец пригубил находящийся в ней, к слову очень недурной, чай и кинул на меня пристальный, оценивающий взгляд.

— Не поговорить с человеком, который достоин разговора, значит потерять человека. — при этих словах Лю отставил в сторону чай и буквально пронизывая меня взглядом добавил — Чем же старый торговец заслужил стол почетный подарок, несомненно достойный самого небесного императора.

'Подарочек тебя все же из колеи выбил. Просто так небесного императора ты бы упоминать не стал. Эх — большое спасибо тебе — Чжи Хо, маленькому хитрому любителю трудов Конфуция, не расстававшемуся при любых обстоятельствах с парочкой затертых чуть ли не до дыр томиков и к месту и не к месту цитировавшему цитаты учителя Куна на привалах, а иногда прямо в бою. Пусть твое посмертие будет легким. Ведь той самоубийственной атакой ты совершил поступок достойный действительно благородного мужа. И спас не только мою шкуру. Так что твоим предкам есть, за что гордиться тобой. Хоть мне часто хотелось запустить в тебя чем-то тяжелым, а то и дать в морду, но твои нудные нравоучения с каждым прожитым днем моей непутевой жизни кажутся мне все более и более разумными. Вот и сейчас, вдали от жаркого пекла африканской саванны, удобренной кровью и потом, я с добротой вспоминаю твой скучный голос и хитрый прищур. Но пора заканчивать воспоминания ибо старый контрабандист продолжает пристально сверлить меня взглядом и всем своим видом требует объяснений'

— Как говорил учитель Кун: 'Три пути у человека, чтобы разумно поступать: первый, самый благородный, — размышление; второй, самый легкий, — подражание; третий, самый горький, — опыт.' Именно поэтому, многоуважаемый господин Лю, больше всего я жажду припасть к неиссякаемому роднику вашей мудрости и с помощью вашего опыта и бесконечной кладези жизненных знаний, исправить некоторые допущенные мной в прошлом ошибки. Ведь правильно говорили древние: 'Единственная настоящая ошибка — не исправлять своих прошлых ошибок.'

Прищуренные от столь изощренной лести глаза строго Лю заполнились интересом и благосклонностью. Видимо нечасто ему попадаются посетители с таким вот способом ведения беседы. Порадовал я дедушку, порадовал — по глазам вижу. И заинтриговал тоже. Причем последнее намного сильнее.

— И чем же столь благородному мужу, коим несомненно является сидящий предо мной молодой человек, может помочь старый Лю?