Торговец пушками

Лицо Филипа цветом стало походить на свежевыпавший снег. Он пригнулся, отчаянно пытаясь ослабить давление на лучезапястный сустав. Я отпустил его прежде, чем он рухнул на колени – в расчете, что чем меньше унижений выпадет на его долю, тем меньше он будет ерепениться. А еще мне совсем не улыбалось, чтобы Ронни до вечера простояла подле него на коленях, причитая: «Ну же, ну, кто тут у нас храбрый мальчик?»

– Прошу прощения, – сказал я и неуверенно улыбнулся, словно и сам не понял, как это все вдруг произошло. – Вы в порядке?

Филип схватился за поврежденную руку и ненавидяще зыркнул на меня, но мы оба прекрасно знали, что продолжения не последует. Хотя он вовсе не был уверен, что я сделал ему больно ненароком.

Ронни быстро протиснулась между нами и ласково положила руку ему на грудь.

– Филип, ты все не так понял.

– Неужели?

– Это просто бизнес.

– Да ну! Ты трахаешься с ним. Я же не идиот.

Последняя ремарка заставила бы любого нормального обвинителя моментально вскочить на ноги, но Ронни лишь повернулась ко мне и заговорщически подмигнула.

– Это Артур Коллинз, – сказала она и стала ждать, пока Филип наморщит лоб. Что он в конце концов и сделал. – Он написал тот триптих, что мы видели в Бате. Помнишь? Ты тогда еще сказал, что он тебе нравится.

Филип посмотрел на Ронни, потом на меня, затем снова на Ронни. Земля успела чуток повернуться, пока мы дождались, когда он все это пережует. Одна его часть чувствовала себя неловко, но зато другая, гораздо большая его часть, явно вздохнула с облегчением: ведь теперь у него появилась возможность ухватиться за вполне уважительную причину больше не наезжать на меня. «И вот, ну вы меня знаете, я уже готов вырубить этого козла, чтоб он ползал передо мной на коленках, умоляя о пощаде, – и надо же, какой прокол! Чувак, оказывается, вообще не при делах. Вот это хохма! Филип, ты просто супер!»

– Тот, что с овцами? – пробурчал он, поправляя галстук и выдергивая манжеты хорошо отработанным движением.

Я посмотрел на Ронни, но та и не подумала прийти мне на помощь. Пришлось выкручиваться самому:

– Вообще-то с ангелами. Но многие почему-то путают их с овцами.

Похоже, такой ответ вполне устроил Филипа. Физиономия его расплылась в улыбке:

– Черт, мне так неудобно. Что вы обо мне подумали, а? Я-то решил... н у, теперь ведь это уже неважно, правда? Просто какой-то парень... ладно, не берите в голову.

И так далее в том же духе. Я лишь широко раскинул руки, словно показывая, что прекрасно все понимаю и что сам точно так же ошибаюсь раза по три-четыре на дню.

– Вы не возражаете, мистер Коллинз? – спросил Филип, беря Ронни под локоток.

– Пожалуйста, пожалуйста.

Теперь мы с Филипом были просто-таки закадычными приятелями.

Они отошли в сторонку, а я вспомнил, что прошло уже как минимум минут пять с тех пор, как я последний раз курил. Надо было поправить положение. Цветастые анораки все еще тревожно болтались неподалеку, и я помахал им, словно говоря, что, мол, да, Лондон действительно сумасшедшее местечко и вам, ребята, лучше тут не задерживаться, так что всего вам хорошего.

Филип пытался отыграться на Ронни – это было очевидно. Однако, вместо того чтобы поставить на «прости меня, пожалуйста», он поставил на гораздо более слабую позицию – «ладно, на этот раз я тебя прощаю». И зря. Я всегда говорил, что более сильная карта в конечном итоге дает более крупную взятку. Лицо Ронни исказилось гримасой согласия пополам со скукой. Она то и дело бросала на меня быстрые взгляды, дабы показать, как ее все это достало.

Я улыбнулся ей, как раз когда Филип полез в карман и вытащил какие-то бумажки. Длинные прямоугольнички. Билеты на самолет. Билеты класса «на все выходные, только ты и я, море шампанского и горы секса». Протянув один билет Ронни, он поцеловал ее в лоб – очередная ошибка, – помахал Артуру Коллинзу, заслуженному художнику Западной Англии и окрестностей, и зашагал вниз по улице.

Ронни проводила его взглядом и не спеша вернулась ко мне.

– Ангелы, – сказала она.

– Артур Коллинз, – парировал я. Посмотрев на билет, она тяжко вздохнула:

– Он считает, что нам нужно еще раз попытаться все наладить. Мол, наши отношения ему слишком дороги и все такое.

Я ахнул в притворном ужасе, и мы принялись разглядывать тротуар.

– Значит, он везет тебя в Париж, да? Немного старомодно, сказал бы я, будь это мое дело.

– В Прагу, – поправила Ронни, и в моем мозгу бренькнул колокольчик. Ронни открыла билет. – Филип говорит, что Прага – это новая Венеция.

– Прага, – эхом отозвался я. – Слыхал, в этом сезоне она где-то в Чехословакии.

– В Чешской Республике. Филип очень педантичен в таких вопросах. Мол, Словакия – это полная фигня, с Чехией и рядом не лежала. Он заказал номер в гостинице рядом с центральной площадью.

Ронни вновь взглянула в раскрытый билет, и, клянусь, я своими ушами слышал, как вздох застрял у нее в горле. Я проследил за ее взглядом, но не увидел ни одного тарантула, ползущего по ее рукаву.

– Что-то не так?

– ЧЭД, – сказала она, захлопывая билет. Я нахмурил брови.