Торговец тюльпанами

Такие совсем не привычные для слуха барышни Деруик суждения поначалу слегка ее покоробили, она на мгновение усомнилась, стоит ли водиться с художницей, и даже подумала, не вернуть ли ей этот тяжелый ключ, с которым предстоит столько хлопот: куда его спрятать? что сказать Виллему и Элиазару, если они его найдут?.. Но Юдифь Лейстер говорила так по-доброму и смотрела на нее так ласково, что уже в следующее мгновение Петра устыдилась своего недоверия. Девушка снова принялась благодарить хозяйку мастерской, призналась ей на прощание в самых пылких дружеских чувствах, женщины обнялись, расцеловались, даже руки друг дружке поцеловали и сговорились непременно увидеться снова.

Спускаясь по лестнице, гостья спохватилась: она так долго пробыла у Юдифи — и ни разу за все время не только не произнесла имени Эрнста Роттеваля, но ни разу о нем и не вспомнила. Оправдание нашлось легко: они с художницей еще не стали такими близкими подругами, чтобы можно было признаться в совершенном ею прообразе супружеской измены. Но чем дольше Петра думала о случившемся, тем сильнее переживала из-за своей небрежности по отношению к любимому. Как же это так — Эрнста на носилках уносят из мастерской, а ей и горя мало? Что же у нее в таком случае вместо сердца?

Петра рывком развернула веер и всю дорогу до Крёйстраат прятала горящее стыдом лицо за оградой из перьев, что делало ее похожей на кокетку, которая, заботясь о цвете лица, прикрывает его то козырьком, то матерчатой маской. Едва войдя в дом, она позвала Фриду и щедро заплатила ей чтобы та немедленно разузнала, где сейчас кучер Берестейнов и что с ним.

Как и все люди ее сословия, служанка Деруиков была в высшей степени одарена талантом дружбы с соседями и умела извлекать пользу из этой дружбы. Другая на ее месте принялась бы бегать по всему Харлему от одного лекаря-аптекаря к другому и, должно быть, только даром потеряла бы время, Фриде же для того, чтобы узнать, где находится Роттеваль и как он себя чувствует, достаточно было хорошенько навострить уши. Ее подруга Джоконда, служанка байлифа [56]

, была в родстве с Леонией, обстирывавшей аптекаря, а та недавно вышла замуж и через мужа породнилась с Сольвейг, прислугой цирюльника… Задав по-умному вопрос первой, она очень скоро узнала все, что было известно о судьбе Эрнста Роттеваля третьей, и мало того — выяснила такие подробности его злоключений, какие были неведомы даже главным действующим лицам.

Около полудня, рассказала Сольвейг, господин Берестейн явился к Абрахаму Компану, хирургу и зубодеру, пускающему кровь и вправляющему вывихи, с юным своим кучером Эрнстом, только тот, бедолага, к тому времени потерял сознание и почти всю кровь. Взяв ланцет, цирюльник быстренько обследовал раненого и установил, что случай тяжелый и почти безнадежный, однако пациент, как показывает проведенный по всем правилам науки осмотр, жив, по крайней мере — пока. И в самом деле, во время жестокой пытки к несчастному Эрнсту отчасти вернулись чувства и в полной мере — голос, которым он сразу же и воспользовался, издав ужасающий вопль.

— Вот это действенное врачевание! — одобрил лекаря Берестейн-сын, после чего, отколупнув от свечи немного оплывшего воска, плотно заткнул себе уши.

Цирюльник, решив приступить к операции hic et nunc

[57], первым делом раскрыл коробку с инструментами и вывалил на стол ее содержимое: хирургические ножи и ланцеты — прямые и изогнутые, железные, медные и костяные, но равно заляпанные кровью. Перед тем как положить очередной ножик к остальным, доктор Компан, приверженец греческой школы, а стало быть — поборник чистоты, старательно вытирал его о рукав.

Кучера усадили на операционный табурет, и слуга крепко держал его все то время, пока мучитель, намотав на большой палец жилу, по живому зашивал рану. Это было зрелище не для слабонервных, и Элиазар постарался бы его избежать, если бы не рассчитывал на то, что сразу после операции его слуга возьмет в руки вожжи: не господское это дело, полагал он, править упряжкой. И, едва очнувшись, Эрнст узнал, во-первых, что задолжал хозяину три флорина шестнадцать стёйверов (такую непомерную плату брал за свои услуги лекарь), а во-вторых — что, если он не хочет, чтобы его сию минуту уволили, ему следует без промедления забираться на козлы. Что оставалось делать? Кучер глотнул водки и мужественно исполнил приказ.

Вернувшись домой, Элиазар захотел узнать, при каких обстоятельствах его лакей получил эту страшную рану и по какой причине сам он все утро оставался без слуги.

— Ох, сударь, со мной такая странная история приключилась…

Увы! Едва Эрнст произнес эти слова, голова у него закружилась, он лишился чувств и упал со стула — так что к свежей ране на груди прибавилась шишка на голове.

— Да что это с парнем — прямо-таки лужей растекается!

Прежде чем выслушать рассказ, пришлось подождать, пока беднягу уложат и накормят, пока он немного отдохнет, а тем временем у изголовья раненого к сыну присоединился Паулюс, он и объяснил Элиазару в общих чертах, как было дело: