Пошарив на тумбочке, он достал сигарету и прикурил. Глубоко затягиваясь, он ждал, когда снова зазвучит музыка.
Послышался шум голосов. Ветер доносил обрывки речи. Разговаривали мужчины, разговаривали женщины, приятные слова, нежные слова, нежные и грубые одновременно.
— Прощай, сестричка! Если бы ты не была лейтенантом, я бы, ей-богу, расцеловал тебя.
Легкий смех и ответ:
— Ну давай, солдатик. Осторожней только со своей рукой, помни, что тебе сказал доктор.
Другие голоса, мужские. Разговаривали приятели.
— Да уже все было на мази, честное слово, но потом она заартачилась и стала говорить, дескать, у нее офицерское звание.
— Ну да, конечно, они все такие. Будь ты офицером, она конечно б тебе дала.
И снова первая пара. Его голос:
— Я буду скучать по тебе.
Ее голос:
— Я тоже буду скучать по тебе. Можно, я приеду как-нибудь навестить тебя?
Минутное колебание, и ответ:
— Зачем тебе это? Ведь ты возвращаешься домой.
Понемногу голоса затихли. Воцарилась тишина, которую нарушил звук отъезжающего автобуса.
Он судорожно вцепился в простыню. Сейчас это снова начнется. Музыка оглушила его. Это был океан звуков. Он тонул в нем. Музыка звучала громко, навязчиво. Ее специально придумали, чтобы мучить его.
Он закрыл уши руками, чтобы ничего не слышать, но музыка звучала слишком громко. Он слышал урчание двигателя, крики прощания, и музыка — громкая музыка, волнами накатывающаяся на него.
Наконец музыка стихла вдали, и он убрал руки от ушей. Они были мокрыми от пота, катившегося по его лицу, тогда он вытер их о простыню.
Понемногу Джонни стал успокаиваться, веки опустились сами, он устал, его дыхание замедлилось, и через несколько секунд он заснул.
Позвякивание тарелок на подносе разбудило его. Еще не открыв глаза, он нашарил на тумбочке сигареты и сунул одну в рот. Прежде чем он успел прикурить, кто-то чиркнул спичкой и поднес ее к сигарете.
Не поднимая век, он прикурил и глубоко затянулся.
— Спасибо, Рок, — сказал он.
— Принес вот тебе пообедать, Джонни. Может, вылезешь из постели и поешь? — Голос Рокко был твердым и уверенным, как и его рука, держащая поднос.
Джонни инстинктивно повернулся и посмотрел на костыли, стоявшие у изножия кровати. Они всегда стояли там, постоянно напоминая ему о том, в кого он превратился. Он покачал головой.
— Нет.
Он слегка приподнялся, и Рокко быстро поправил подушку так, чтобы ему удобно было сидеть, и поставил перед ним поднос. Джонни посмотрел на тарелку и отвернулся.
— Я не голоден.
Подвинув стул к кровати, Рокко уселся и посмотрел на Джонни. Вытащив сигарету, он закурил. Медленно выпустив дым через ноздри, он сказал:
— Никак не могу понять тебя, Джонни. — Его голос звучал мягко.
Джонни ничего не ответил.
— Вроде ты настоящий герой, а боишься вылезти из кровати, — продолжал он тем же спокойным голосом. — В одиночку покончил с немецким пулеметным гнездом, получил за это медаль, вообще-то две медали — нашу и французскую, — в его голосе прозвучала гордость, — а сейчас боишься вылезти из постели.
Джонни выругался. Повернувшись, он взглянул Рокко в лицо.
— Пусть они себе в задницу засунут эти медали! Джо тоже их получил, но к чему они теперь ему? Я тебе сто раз говорил, что я там был не один. Если бы я знал, что случится, я бы остался там и не сдвинулся с места. Я не собирался быть никаким героем.
Рокко ничего не ответил, и несколько минут они молча курили. Джонни первым нарушил молчание.
Махнув рукой в сторону семи пустовавших в палате коек, он спросил:
— Когда поступят новенькие?
Рокко, оглянувшись, обвел глазами койки и ответил:
— Завтра утром, так что пока у тебя личная палата. — Прищурившись, он внимательно посмотрел на Джонни. — А в чем дело, Джонни? Чувствуешь себя одиноким?
Джонни снова ничего не ответил.
Рокко встал и отодвинул стул. Он посмотрел на Джонни, в его глазах была жалость, хотя голос звучал небрежно.
— Захотел бы ты, и тебя бы тоже выписали, Джонни.
Лицо Джонни застыло. Он ответил так же небрежно:
— Мне нравится здешнее обслуживание, Рок. Думаю, что еще отдохну здесь.
Рокко медленно улыбнулся.
— Это транзитный отель, Джонни, люди здесь не устраиваются на всю жизнь.
Джонни раздавил сигарету в пепельнице, посмотрел на Рокко и с горечью ответил:
— Тебе-то хорошо, Рок, тебя здесь никто и ничто не держит, а свои мысли лучше держи при себе.
Рокко молча взял с постели поднос и поставил его на маленькую металлическую тележку. Отвезя тележку к двери, он вернулся к кровати и взял в руки костыли. Посмотрев на них, он перевел взгляд на Джонни.
— Тут полно парней, которые были бы счастливы, если бы могли ходить хотя бы на костылях. Выбрось из головы дурь, Джонни! Ты же не можешь лежать в постели всю жизнь.
Джонни повернулся лицом к стене.
Рокко стоял неподвижно, еле сдерживая слезы. Одно и то же изо дня в день с тех пор, как он нашел Джонни в воронке на месте бывшего пулеметного гнезда.
Неподалеку лежало тело Джо, а рядом с ним — три мертвых немецких солдата. Джонни был почти без сознания, но в бреду продолжал повторять: