Торквемада и испанская инквизиция

Гевара в ответ на это испросил у суда разрешения представить приготовленные им доказательства.

На вопрос, нужны ли ему для подготовки к защите услуги адвоката, Хосе ответил утвердительно, и трибунал назначил его поверенным бакалавра Санса, а адвокатом – Хуана де Пантигосо. Юристы приняли присягу и Хосе уполномочил их действовать от своего имени в стесненных условиях юриспруденции Святой палаты, не допускающей не только перекрестного допроса свидетелей, но и присутствия защиты на снятии показаний свидетеля.

Нотариусу было приказано представить защите копию обвинительного акта, и Хосе дали девять дней на подготовку своего ответа.

Пять дней спустя подсудимый попросил суд в дополнение к имеющимся адвокатам назначить еще Мартина Васкеса, которому он предоставляет необходимые полномочия. И этот самый Мартин Васкес в тот же день – 22 декабря 1490 года – представил суду письменное отрицание предъявленных обвинений, подготовленное бакалавром Сансом от имени клиента.

Адвокат начал с того, что этот суд не имеет юридической власти над его клиентом, поскольку их преподобия являются инквизиторами, назначенными «властью апостольской» вести дела лишь на территории архиепископства Авильского и лишь в отношении подданных этого архиепископства. Хосе же попадает под юрисдикцию архиепископства Толедского, где имеются свои инквизиторы по делам ереси, перед которыми подсудимый готов держать ответ. Следовательно, его дело должно быть переправлено в суд города Толедо, а их преподобия не должны были признавать обвинения Гевары правомочными.

Далее он укоряет их преподобия за возбуждение дела на зыбких основаниях, заявляя, что обвинения слишком неопределенны, неконкретны и невразумительны. Нет указаний на место, год, месяц, день, час, а также на сообщников преступления.

Далее защитник отмечает, что поскольку его клиент является иудеем, нельзя считать справедливым обвинение его в ереси или вероотступничестве. Поэтому не верны – что было бы уместно в отношении еретика – утверждения и соответствующие разъяснении о необходимости принять меры пресечения. В результате его клиент не может вести свою защиту, не зная, какие конкретно обвинения против него выдвигаются.

Адвокат вполне справедливо объявляет противоправными действия обвинителя, заявляя о его предубеждении против Хосе и об умышленной неопределенности в формулировках. Он предостерегает их преподобия, что все это может пагубно сказаться на их совести, если в результате подобных действий Гевары Хосе пострадает и потонет, не имея возможности защищаться.

Едва ли справедливо говорить человеку: «Ты обвиняешься в таких-то и таких-то преступлениях. Докажи свою непричастность, или мы покараем тебя». И уж вовсе нет справедливости в словах: «Ты кое в чем обвиняешься – не важно, в чем. Докажи нам, что ты непричастен ко всем преступлениям, в которых трибунал может обвинить тебя. В противном случае мы признаем тебя виновным и приговорим к смертной казни».

Но именно таким и был метод Святой палаты. Зная об этом, адвокат вынужден признать, что инквизиция может выдвигать обвинения, не уточняя времени или места совершения приписываемого проступка.

Но это, утверждает он, неприменимо к его клиенту – иудею с некрещеной душой, которого невозможно обвинить в ереси. Он взывает к совести инквизиторов, и в заключение грозится подать жалобу, если инквизиторы поддержат обвинение.

Из всего этого явствует, что адвокат был, как и его клиент, в полном неведении относительно того, что процесс проходит в Авиле по приказу самого Торквемады. Подтверждающего письма Великого инквизитора не предъявили защитнику, как не указали и имен обвиняемых, проходящих по тому же делу, чтобы помешать подготовить надежную стратегию защиты.

Но в любом случае, как и подобает его стороне, адвокат выразил категорическое и красноречивое опровержение по всем пунктам обвинительного акта.

Он язвительно высмеял обвинение Хосе Франко в стремлении совратить христиан, склонив их к закону Моисееву. Адвокат ссылался на молодость и неопытность юноши, на его социальное положение, на его полное невежество (даже в вопросах закона Моисеева, по догматам которого он жил), а также на тяжелый труд, которым только и может прокормиться человек с профессией сапожника.

Адвокат заявил, что, если когда-нибудь Хосе и брался трактовать что-то из закона Моисеева в ответ на заданный ему вопрос (очевидно, появление этого пассажа объясняется воспоминаниями Хосе о случае с Алонсо Франко), то делал это незатейливо и искренне, не рассчитывая кого-нибудь переубедить, ибо не замышлял такого. Фактически, за исключением ответов на вопросы, заданные ему Алонсо Франко, парень даже не смог вспомнить ничего, что можно было бы поставить ему в вину.

Так же полностью были отвергнуты обвинения в том, что Хосе участвовал в распятии мальчика, а также в том, что он желал или пытался выкрасть гостию. Адвокат высмеял и предположение, что юноша-сапожник был колдуном или хотя бы разбирался в колдовстве либо интересовался им.