Торквемада и испанская инквизиция

Этим нагромождением отвратительной лжи можно было бы пренебречь, если бы не тот факт, что написано сие в доброй вере (в доброй вере фанатика) и отражает широко распространенное мнение, взлелеянное завистью, выраженной в причитаниях Берналдеса по поводу насилия иудеев и «новых христиан», которые, по его мнению, неискренни в принятой ими новой вере.

Изабелла не могла не заметить это чувство и понимала истинные его масштабы. В 1474 году ей представили очень печальную поэму, повествующую о «новом христианине» Антоне Монторо, где с ужасающими подробностями была описана резня обращенных и содержалась мольба о справедливом возмездии, доказывалась невиновность «новых христиан» и их искренность в принятии христианской веры. Эта жалоба пробудила сострадание в ее нежной душе, а проницательный ум отметил злой умысел и зависть, скрытые под правоверным усердием католиков.

Взвесив все эти соображения, королева отвергла предложения Охеды.

Весомее всякого другого, возможно, был тот аргумент, что трибунал инквизиции давал клирикам значительную власть. Изабелла уже проявила – и очень отважно – свое негодование по поводу присвоения духовенством тех полномочий, которые являлись привилегией испанского короля, и, чтобы подавить посягательства на эти права, не убоялась противостоять самому папе. Ее согласие с требованиями Охеды позволило бы духовенству основать учреждение, которое, не будучи подвластным мирским законам, непременно лишило бы Корону определенной части власти, которую Изабелла так ревниво оберегала.

Итак, королева отклонила ходатайство доминиканца, и нет сомнений, что в этом ей оказал поддержку кардинал Испании дон Педро Гонсалес де Мендоса, архиепископ Севильский, который в это время находился при дворе.

Охеда удалился расстроенный, но никоим образом не смирившийся. Он ждал более благоприятного момента, возбуждая тем временем религиозный фанатизм масс. И едва Фердинанд вернулся в Севилью к своей королеве, доминиканец возобновил увещевания.

В лице короля он надеялся обрести союзника. Кроме того, его поддержал фра Филипп де Барберри, инквизитор Сицилии. Последний недавно приехал в Испанию, намереваясь получить из рук католических сюзеренов, владевших Сицилией, подтверждение давнего декрета, обнародованного 1223 году императором Фридрихом II. По этому декрету треть конфискованной у еретиков собственности отходила к инквизиции; кроме того, губернаторам всех округов вменялось в обязанность оказывать покровительство инквизиторам и их сподвижникам в деле преследования еретиков и евреев, заподозренных в принятии христианства из корыстных побуждений.

Упомянутые привилегии монархи должным образом утвердили, считая своим долгом поступить именно так, ибо это соответствовало их представлениям об инквизиции, учрежденной Гонорием III. Но Изабелла так и не изъявила желания учредить трибунал в Кастилии.

Однако аргументы Охеды и Барбери были поддержаны аккредитованным при кастильском дворе папским легатом Николао Франко (епископом Тревизским), которому, несомненно, представлялось, что создание института инквизиции в Кастилии было бы с удовлетворением воспринято папой Сикстом IV, поскольку служило бы усилению влияния церкви в Испании.

Для Фердинанда это предложение, по-видимому, имело определенный соблазн, потому что предоставило ему способ доказать свою набожность и одновременно – за счет конфискаций, которые обязательно следовали за обвинениями людей из очень состоятельных слоев общества – пополнить почти опустевшие сундуки казны. Если путь веры оказывается также и путем к выгоде, не так уж трудно остановить на нем свой выбор. Но, став монархом всей Испании и будучи абсолютным властителем в Арагоне, Фердинанд не имел в Кастилии влияния, сравнимого с властью Изабеллы. Кастилия оставалась ее королевством, и требования закона и политики вынуждали короля покориться ее воле. Поэтому все, что он мог сделать – присоединить к увещеваниям священников свой голос. Все вместе они оказали такое давление на Изабеллу, что она отступила и пошла на компромисс.

Королева дала свое согласие не только на то, чтобы против «новых христиан», придерживавшихся иудаизма, были предприняты крутые меры, но и на то, чтобы произвести обращения среди собственно иудеев; она возложила трудную задачу контроля за соблюдением требований христианской веры и католических догматов на кардинала Испании – с точки зрения христианской и человеческой морали, не было человека более подходящего для этого, но, с точки зрения его современников-фанатиков, не было человека менее подходящего.

Объявление Изабеллы о таком решении не могло не шокировать Охеду, посчитавшего, что уже добился своего. Эта уступка его желаниям была отнюдь не той, какой он добивался, поскольку обходила стороной проповедующих монахов, которые провозгласили инквизиторскую деятельность своей особой миссией и осуществляли ее своими особыми методами.