Торквемада и испанская инквизиция

Пелагианцы были последователями Пелагея – британского монаха, обосновавшегося в Риме около 400 года, чья ересь, по крайней мере, покоилась на фундаменте рационализма. Он отрицал доктрину первородного греха, утверждал, что каждый человек рождается невинным и что его порочность зависит от него самого. Он приобрел многочисленных последователей, и в течение двадцати лет бушевал конфликт между пелагианцами и церковью, пока папа Зосима не изгнал их из Рима.

Со времен императора Константина христианство неизменно увеличивало свое могущество, и первейшим проявлением его силы стало обнажение карающего меча: оно забыло о тех протестах против преследований, с которыми некогда само выступало, и той широкой и благородной поддержке принципа религиозной терпимости, к которой призывало в дни своих бедствий. Теперь раздаются призывы устроить резню донастистам, заявлявшим об истинности своей церкви, а Константин грозится посадить на кол любого иудея, проповедующего против христианства, и любого христианина, склонного к иудаизму. Он разрушает церкви арианцев и донастистов, изгоняет их священников и под страхом смерти запрещает распространение их доктрин.

Могущество христианства лишь однажды несколько пошатнулось при правлении терпимого в религиозном отношении Юлиана Отступника, который вновь открыл языческие храмы и восстановил культы старых богов; но оно окончательно возвысилось при императоре Феодосии Великом в 380 году.

Отныне языческие храмы не только закрыты, но и стерты с лица земли, их церковные службы и даже тайные жертвоприношения запрещены под страхом смерти. У Либания¹⁹

мы можем почерпнуть кое-что об опустошениях, произведенных при этом среди языческого крестьянского населения. Проживая вдали от крупных центров, в которых восторжествовали новые доктрины, они оказались лишенными старых богов, ничего не зная о новом. Их затруднительное положение было гораздо более бедственным, чем положение ариаканцев, манихеистов, донатистов и прочих еретиков, против которых были направлены подобные указы.

Именно в это время впервые мы обнаруживаем титул «Инквизитор веры» в первом законе (статьяIX

«Кодекса» Феодосия) , провозгласившем смертную казнь в наказание за ересь. Именно теперь мы встречаем Великого Августина из Тагаста – гения, порожденного церковью, отринувшего свободу вероисповедания вопросом «Quid est enim pejor, mors anim quam libertas erroris?» («Неужели спокойствие смерти хуже, чем распутство заблуждения?» (лат.)

) и энергично потребовавшего смертной казни еретикам на том основании, что это – акт милосердия, призванный спасти остальных от вечных мук, уготованных всем впавшим в ересь. Точно так же он одобрил декреты о смертной казни для любых последователей многобожия, которое лишь несколько поколений назад было официальной религией Римской империи.

Именно Августин – о нем справедливо сказано, что «со времени апостолов не было человека, более щедро привившего Церкви свой дух» – в своем чудовищном рвении, пользуясь потрясающей аргументацией, рожденной его недюжинным интеллектом, изложил руководящие принципы гонений, которые «работали» в течение приблизительно пятисот последующих лет.

«Он был, – утверждает Леки, – самым верным и восторженным защитником всех тех учений, которые рождаются в умах, склонных к преследованиям».

Однако, сколь бы далеко не заходила в своих притеснениях церковь, непосредственное исполнение приговоров было возложено целиком и полностью на гражданские власти; и на этом отчуждении духовенства от осуществления казней настоял сам Святой Августин. Но уже на исходе четвертого века священнослужители сами занимаются преданием еретиков смерти…