— Скажи, досточтимый, а нет ли тут в окрестностях разрушенного старого города? — решил изменить тему разговора Торнан. — Не слышал ли ты об Осиаге?
Собеседник ответил не сразу.
— Мы называем его Пасть Гиены, — нахмурился Инган. — Этот город не оставил доброй памяти о себе — слишком многие из наших предков пали жертвами его воинов.
Торнан кивнул, соглашаясь. Дружина эмира этого сгинувшего города изрядно уменьшила количество разбойников в песках.
— Но и он погиб, хотя его царь тоже называл себя господином пустыни. В пустыне много затерянных городов. Некоторые еще тянут свои разрушенные башни к звездам, другие занесены песком. Люди глупы — они строят свои города на песке, не понимая, что пустыня всегда возьмет свое обратно... Наш путь как раз идет мимо него, хотя и чуть в стороне. Мы укажем вам дорогу, хотя я сам лично не стал бы его посещать. Тридцать тысяч человек погибло там в один миг, и еще тысячи были поглощены землей. Ну, это ваши дела и дела богини, которую и мы чтим. А пока — отдохните в наших шатрах...
— Торнан, друг мой, — сказал внезапно Чикко, когда они вышли наружу, под раскаленное солнце. — А давай... Давай убежим.
— Да ты что?! — уставился на него капитан. — Ты рехнулся?
— Давай убежим, а?! — почти умоляюще произнес Чикко. — Шэтт с ними, с этими каймами! На них ни голову себе обратно не пришьешь, ни душу у темных владык не выкупишь! А эта сумасшедшая пусть сама ищет свои жезлы хоть до старости!.. Торнан, — голос Чикко был полон неподдельного отчаяния. — Я, может, и дикарь, высших тайн не понимаю, но мы, фоморы, пережили столько племен и народов, что и не упомнить. Мы ведь только потому живы, что чуем, куда можно лезть, а куда нельзя... Когда-то мои предки половиной мира владели, но вот забыли — что можно и что нельзя... И вот что от нас осталось! Это теперь в крови у нас — понимаешь?! Поверь, я чую: не будет добра от этой палки ни нам, ни миру. Не будет нам с ней удачи! Торн, ну неужто один вояка да один чародей не смогут прожить без этого золота поганого?..
— Да что с тобой, Чикко?! — встряхнул его Торнан. — Ты что-то знаешь? Или почуял? Ну, скажи!
— Не знаю... — покачал головой Чикко. — Ничего я не знаю... Извини, что-то накатило... Забудь.
Чикко тревожно озирался. Вокруг него была пустыня. Не та, которой они шли уже много дней, не Тэр, именуемая Большой Логрской Печью, а совсем другая. Белая снежная пустыня, освещенная серебряным солнцем дальнего севера. Вроде стоит он, озираясь, и видит белизну до самого горизонта — и ни пятнышка на ней, ровное заснеженное поле, только ветер свистит и колет щеки.
Чикко тревожно озирался. Ему было нехорошо — что-то происходило. Что-то угрожающее его, шамана Чикко, шкуре, которую он ценил дороже любых сокровищ всех миров — сколько бы там Неведомый и Древняя Праматерь их не создали. Об этом настойчиво говорило все его шаманское чутье.
На нем была его шаманская кухлянка, которую, как он помнил сам, он швырнул в костер, перед тем как подняться на борт даннского китобоя, что увез его от родных берегов. На груди висит витая раковина, в которую дудят, вызывая мелких стихийных духов, а к поясу приторочен бубен из рыбьей кожи — тоже брошенный им в огонь. Но прежде всего — где он? Он еще раз осмотрелся.
Вокруг были невысокие торосы, искрящиеся под солнцем полярного дня. Лед под ногами мутно-зеленый, толстый, значит, старый; пусть он и не слишком сильно понимает в оттенках льда... За его спиной белесое небо слегка темнело — значит, там, совсем близко, было открытое море. Итак, он находится где-то на полпути между родными островами и Отринутыми землями, на самой границе плавучих льдов.
Чувство опасности не отпускало. И теперь он смутно чуял, что ему грозит нечто живое.
Кто? Может быть, прячущийся за торосами белый медведь-ушхой, что любит лакомиться человеческим мозгом? Или подо льдом ходит, готовясь сокрушить шамана и утащить его в ледяную бездну, черный гронг — большая касатка, с теплой кровью, но дышащая жабрами?
Или из незамеченной им полыньи выскочит тумсак — громадный хищный тюлень, не делающий разницы между нерпой и человеком?
Или невесть как забредший сюда могучий белый волк из Драконьих земель, распластавшись на слежавшемся снегу, крадется к нему, готовясь прыгнуть на спину и ударить клыками, разрывая яремную вену?
Угроза тем временем приближалась, и приближалась с севера.
Чикко невольно вздрогнул. Неужели это те самые ледяные люди из легенд, косматые, поросшие волосом полуразумные карлики, что кочуют по льдам и тоже не делают разницы между двуногой и прочей добычей? Они будут поопаснее и тюленя, и волка, и даже медведя — потому как при случае слопают и того, и другого, и третьего.
Внезапно его уха коснулся мерный перестук, как будто сюда бежала маленькая лошадка или ослик. А потом на самом краешке белого пространства заметил Чикко какое-то движение: кто-то двигался к нему, и вихрилась следом снежная пыль, сверкая в лучах полярного дня.