Торжествующий дух

Весной 1887 года К. Р. навестил Гончарова в его холостяцкой квартире. Старый писатель был простужен и почти не выходил на воздух. Гончарову было приятно участливое внимание Великого Князя. В ходе беседы он попросил его прислать ему новые стихи свои, не вошедшие в сборник. Это был ряд прекрасных стихотворений, написанных в течение 1886 года. К. Р. послал эти стихи Гончарову и получил ответ:

«Новые стихи отличаются типическими свойствами Вашей искренней, нежной, любящей натуры, — писал Гончаров. — Таких стихотворений есть несколько, между прочим — «Помнишь ли ты, как бродили мы по полю…» или молитва «Научи меня, Боже, любить…», потом «Благослови меня». «Пронеслись мимолетные грезы!..» — слишком лично субъективное стихотворение». Гончаров нашел, как строгий критик, несколько прозаических выражений в стихах, упрекнул автора в том, что он не всегда мотивирует свои чувства. Далее он отметил еще два понравившихся ему стихотворения: «Не ждал я, признаюсь, такого одобренья…» и «Колыбельная песенка», посвященная К. Р. своему сыну Иоанну (Иоанчику, как его звали в семье). О втором: «“Колыбельная песенка” — чудесно, грациозно, нежно. Печальный взгляд Божией Матери, обращенный к ребенку с предвидением жизненного горя, — прелесть. Это сравнение подсказало Вам Ваше родительское сердце». И далее: «Вы действительно рождены с огнем поэзии».

Книжку своих стихотворений К. Р. 2 декабря 1886 года послал А. А. Фету при следующем письме: «Многоуважаемый Афанасий Афанасьевич, пишу Вам, не имея, к моему искреннему сожалению, удовольствия быть лично с Вами знакомым. Мне привелось узнать стороной, что Вы удостоили снисходительного отзыва стихотворения К. Р., принадлежащие моему скромному, начинающему и весьма неопытному перу. Я глубоко ценю такой бесконечно лестный для меня отзыв как мнение одного из наших маститых стихотворцев пушкинской школы. Примите же от меня снисходительно прилагаемую книжку стихов и дайте мне надеяться, что Ваше дорогое сочувствие принесет мне счастье на избранном мною пути». В заключение письма К. Р. пригласил Фета посетить Мраморный дворец.

Фет отвечал: «Нынешней осенью я случайно напал в фельетоне «Нового Времени» на некоторые стихотворения, отличающиеся истинным поэтическим порывом и прирожденною потребностью красоты. Обрадованный неожиданной находкой, я поделился ею с вошедшим ко мне [В. С.] Соловьевым, спросивши: «Не правда ли, как хорошо?» «Не знаете ли, — спросил он, — чьe это?» И на отрицательный ответ мой он сам, взглянув в газету, по двум буквам К. Р., сообщил мне, что это стихи Вашего Высочества. Итак, я прежде был побежден поэтом, чем Великим Князем. Факт этот может быть удостоверен».

В своем письме к К. Р. от 27 декабря 1886 года Фет делится с ним своими представлениями о том, каким должно быть настоящее лирическое стихотворение. Оно, пишет Фет, «подобно розовому шипку: чем туже свернуто, тем больше носит в себе красоты и аромата». И далее: «Поэзия непременно требует новизны, и ничего для нее нет убийственнее повторения, а тем более самого себя. Хотя бы меня самого, под страхом казни, уличали в таких повторениях, я, и сознавшись в них, не могу их не порицать. Под новизною я подразумеваю не новые предметы, а новое их освещение волшебным фонарем искусства».

Очень ободряющие слова сказал автору по поводу «Стихотворений К. Р.» А. Н. Майков: «Впечатление Вашего сбор ника я не могу иначе характеризовать, как сказав, что оно — самое радостное. Удивительная искренность, чудная душевная чистота — и всё это в весенней обстановке юности — заставили бы полюбить поэта, если б не видали и не знали его».

На одобрительный отзыв Н. Н. Страхова, с которым всю жизнь по поводу почти каждого своего стихотворения советовался Фет (о чем Фет писал К. Р.), К. Р. ответил письмом, которое было как бы итогом всей переписки по поводу его стихотворного сборника. «Я читал и перечитывал ваши отзывы о моих стихотворениях, — писал К. Р., — и спешу выразить искреннюю благодарность за ваше сочувствие к моим первым опытам… В обществе, в котором я вращаюсь, мои стихи произвели впечатление; похвалы им я слышу со всех сторон; прекрасный пол особенно щедр на них. Это хотя и ласкает мое самолюбие, но нисколько меня не удовлетворяет. Мне нужно более осмысленное суждение, а не одна пустая похвала лиц, ничего в деле поэзии не понимающих. Я не хочу быть дилетантом в словесности; я смотрю на свое дарование как на талант, ниспосланный мне свыше, и не желал бы уподобиться неключимому рабу[6]. Я убедился опытом, что только посредством неутомимого труда можно достигнуть чего-нибудь, и надеюсь с Божией помощью совершенствоваться, терпеливо стремясь к заветной цели… Писать я могу только, когда меня посещает вдохновение, этот сладостно-мучительный недуг. Когда оно нахлынет, я пишу, но всегда медленно и с большим трудом. Благодаря многим отзывам, слышанным мной о моих стихах с разных сторон, я теперь более зрело и строго отделываю то, что выливается из-под пера. Но нередко впадаешь в уныние и руки опускаются, когда хочется писать, и не можешь».

2