Читаем Тоска по дому полностью

Я всегда думала, что я – вольная птица. Что дом – это просто четыре стены. И меня, как свободного художника, эти стены ограничивают. Путешествуя по Востоку, я ни единой минуты не ощущала, что мне не хватает родительского дома. Наоборот. Прощание с ним напоминало побег из тюрьмы. Как будто бежишь через поле, выбравшись из подкопа под забором с колючей проволокой. Но сейчас мне вдруг захотелось вернуться. Вдруг оказалось, что есть множество мелочей, которых мне не хватает. Скажем, посмотреть, как Йотам и Амир играют в шахматы. Поговорить с Симой и почувствовать, как в меня перетекает ее энергия. Посмотреть с Амиром серию «Секретных материалов», сидя в одном кресле; подолгу обниматься на ступенях каменной лестницы дома Закиянов; заниматься с Амиром любовью, сгореть от искр из его глаз и испытать наслаждение. Уходя из дома, уносить с собой его запах. Возвращаясь, слышать скрип стула, с которого он встает, чтобы меня обнять. Разговаривать с ним перед сном, в темноте, когда свет излучают только слова. Сказать, что я слышала шорох, и знать, что он встанет проверить. Договаривать за ним его фразы и ошибаться. Нарочно бросить на ковре резинку для волос, зная, что это его бесит. Приложить палец к его нижней губе и ждать, пока она не перестанет дергаться. Услышать по радио новую песню Ирми Каплана и затеять из-за нее спор. Попросить у него дольку апельсина, затем еще одну, пока он, рассердившись, не отдаст мне весь апельсин. Смеяться над изобретенными им словечками, наподобие «депрессивно-ничтожного расстройства», которым якобы страдала его одноклассница, или «изменимфы» – о девушке, что была у него до меня. Не стыдиться показаться перед ним печальной, слабой, ненакрашенной. Разговаривать с ним днем и чувствовать, что тебя понимают. Смотреть на себя его глазами; видеть, как он сидит над книгами; слушать его смешные истории, ссориться, ревновать и мириться. Чувствовать.

А как же яд? В меня врезался мужчина в костюме, шагавший мне навстречу, и вернул меня в этот мир.

– Смотри, куда идешь! – крикнула я ему вслед, и он исчез в подъезде одного из офисных зданий. Я свернула на улицу Нахалата Биньямина, прокладывая себе путь сквозь сомнения. Стоит вернуться к нему, и в меня снова начнет проникать яд. За три недели он не превратился в другого человека. Не стал сильным, уверенным в себе и веселым. И почему, черт возьми, все должно измениться? «Не знаю», – ответила я себе и свернула на улицу Мазе.

С некоторых балконов свисали белые полотнища с политическими лозунгами. Удивительное дело. Пока гуляешь по Тель-Авиву, складывается впечатление, что на выборах с отрывом в двадцать мандатов побеждает Израильская партия труда, но пройдись по Иерусалиму и тебе покажется, что эта партия не преодолеет даже электоральный барьер. «До чего странно», – думала я, продолжая идти по улице. Странно, что скоро выборы. Шесть месяцев назад главой правительства был Рабин. Неужели прошло всего полгода? Это значит, что семь месяцев тому назад мы переехали в Кастель. Семь месяцев назад мы искали квартиру и по ошибке попали на шиву

по брату Йотама. Невероятно, как много событий вместил этот краткий промежуток времени. Как в сказке, а не в реальной жизни. Работы, которые я показала в Бецалеле, уничтожающие отзывы преподавателей, Йотам, Сима. Моше. И мы с Амиром незаметно, неделя за неделей, сплетались друг с другом, проникали один в другого, и потому теперь так трудно нас разъединить. Как сиамские близнецы, у которых есть общий нерв, и если их разделить, то ни один не выживет после операции.

«Хватит», – подумала я и подняла голову.

Выше по улице, у лавки с орехами и сладостями, толпились люди. «Наверное, смотрят футбол», – подумала я. Но, подойдя ближе, поняла, что они взволнованы чем-то другим.

– Что случилось? – спросила я.

Мужчина в красной фуражке приложил палец к губам: «Ш-ш-ш…» – и указал на телевизор, подвешенный к потолку магазинчика. В середине экрана была карта центра Иерусалима, и на перекрестке улиц Яффа и Короля Георга красовалась желтая звезда.

О нет.

Я металась по улицам в поисках телефона-автомата. Я должна, я обязана узнать, что с ним все в порядке. Я бежала между деревьями, и гуляющие пары шарахались от меня. Я перепрыгивала ямы в тротуаре, пересекла дорогу на красный свет, я падала, поднималась, спрашивала прохожих, поворачивала в другую сторону, и нигде не было телефона. Задыхаясь, я миновала еще одну толпу народа возле другой лавки с орехами и сладостями, меня облаяла какая-то собака Баскервиллей, я жутко перепугалась, но у меня не было выбора, я мчалась вперед, кому-то наступала на ноги, только бы с ним ничего не случилось, пожалуйста, только не сейчас. Наконец на перекрестке я заметила крышу телефонной будки. Я перешла с бега на шаг, постаралась успокоить дыхание, достала из сумки телефонную карточку, вставила ее в прорезь и тут поняла, что не помню наш номер. Я представила себе телефон на работе, с которого звонила домой; вот мои пальцы автоматически набирают номер. Шесть-три-девять-пять-девять-пять.

– Номер не подключен, – ответил робот.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза
Презумпция виновности
Презумпция виновности

Следователь по особо важным делам Генпрокуратуры Кряжин расследует чрезвычайное преступление. На первый взгляд ничего особенного – в городе Холмске убит профессор Головацкий. Но «важняк» хорошо знает, в чем причина гибели ученого, – изобретению Головацкого без преувеличения нет цены. Точнее, все-таки есть, но заоблачная, почти нереальная – сто миллионов долларов! Мимо такого куша не сможет пройти ни один охотник… Однако задача «важняка» не только в поиске убийц. Об истинной цели командировки Кряжина не догадывается никто из его команды, как местной, так и присланной из Москвы…

Андрей Георгиевич Дашков , Виталий Тролефф , Вячеслав Юрьевич Денисов , Лариса Григорьевна Матрос

Боевик / Детективы / Иронический детектив, дамский детективный роман / Современная русская и зарубежная проза / Ужасы / Боевики