Тостуемый пьет до дна

Только принял душ — пришел Валера и сказал, что звонил Луиджи Де Лаурентиис, он в курсе конфликта и предлагает сделать два варианта монтажа. В русском — я смонтирую все, как считаю нужным, а итальянский вариант будет монтировать другой монтажер.

— Нет!

— Но почему? Это в порядке вещей. У Калатозова на «Красной палатке» тоже было два варианта монтажа.

— Нет.

— И у Бондарчука на «Ватерлоо» тоже два!

Я сдался.

Валера позвонил Луиджи и сказал, что я согласен на два варианта. И прочитал ему телеграмму Агаджанова.

— Луиджи говорит, что пленка не проблема, — Валера повернулся ко мне, — он спрашивает, что еще нам надо.

Я подумал: «А почему бы не попробовать, сделать что-то хорошее для друзей». И сказал:

— Пусть вызовут Токареву, Леонова и Петрова!

— Зачем?!

— С Токаревой мы начинали писать этот сценарий, Петров всегда с самого начала пишет музыку, и это создает мне настроение, а Леонов мой талисман!

— Это перебор, — сказал Валера.

— Ты скажи!

Валера сказал. Выслушал ответ. Положил трубку и хмыкнул.

— Что?

— Сказал, что позвонит Сизову, чтобы он включил этих троих в делегацию. А они здесь примут и оплатят.

Широкий человек был Луиджи Де Лаурентиис.

Утром, когда мы у Сонего ломали голову, что писать в варианте для Сорди и что для меня, позвонила секретарша Сизова, Раечка:

— С вами будет говорить Николай Трофимович.

— Что происходит? — загремел в трубке голос. — Только что от меня ушел Агаджанов, он требует, чтобы я срочно купил тебе билет в Москву. А напротив меня стоит Доброхотов (начальник иностранного отдела студии), он принес телекс от Лаурентииса, что тебе в Италии срочно понадобились Токарева, Леонов и Петров. Ты что там, не просыхаешь?!

Я ему попытался объяснить, но он не стал слушать.

— Ладно, приеду, разберусь! И кончай там эти игры: осень на носу!

Когда мы почти добрались до конца сценария, меня и Валеру вызвали в Рим на студию «Чинечитта». И главный Лаурентиис (Дино) сообщил, что теперь нашим сценаристом будет не Сонего, а снова Чезаре Дзаватини. Потом неожиданно выяснилось, что у Сонего договор с другим продюсером и по этому договору он пять лет ни с кем, кроме этого продюсера не имеет права работать.

И он снова угостил меня сигарой и задрал ноги на стол. Мокасины на нем были другие, желтые. Но надпись на подметках была все та же: «Дино Де Лаурентиис».

Я промолчал.

«Земную жизнь пройдя до половины, я оказался в сумрачном лесу»… Мне в то лето стукнуло сорок лет, и я считал, что жизнь уже прожита.

ДУШИ МЕРТВЫХ КОЛХОЗНИКОВ

Дзаватини жил в самом центре Рима, на узкой типично итальянской улочке, на первом этаже старого дома. В большой комнате, где он работал, на стенах висели картины в красивых рамочках, маленькие, не больше двадцати сантиметров, Дзаватини собирал только миниатюры. Стоимость этой уникальной коллекции определить невозможно, поскольку у Дзаватини кроме подарков его друзей Пикассо, Леже, Ренато Гутузо были и работы Веласкеса, Делакруа, и даже карандашный набросок самого Леонардо!

Дзаватини сказал, что читал синопсис, который мы написали с Сонего, он неплохой, но Сорди не нравится. Надо искать новый сюжет, — жаль, что он в России так мало видел.

— Есть у меня одна идея, только я пока не все продумал, — сказал он. — Данела, ты «Мертвые души» Николая Гоголя читал?

— Читал.

— Сорди — Чичиков.

«Есть справедливость на этом свете!»

— Сорди — идеальный Чичиков! — сказал я. — А он согласится?

— Я говорил с ним. В принципе ему эта идея нравится. Но он хочет, чтобы Чичиков был итальянцем. Это возможно?

— Думаю, да, — сказал я, подумав. — В то время в России было много итальянцев. Но нам надо это согласовать. Можно от вас позвонить в Москву?

— Не торопись. То время нам не нужно. Я побеседовал и с Дино. Он готов обсудить этот проект, но при условии, если мы действие перенесем в современную Россию. Говорит, что костюмные картины сейчас никто не смотрит.

— А вот это невозможно!

— Возможно. Я прикинул. Альберто — итальянский жулик, который приезжает в Россию провернуть аферу. Помещики — коммунистические боссы. А мертвые души эти, как их… Валера, как ваши крестьяне теперь называются?

— Колхозники.

— Да. Мертвые души — колхозники. Только я пока не могу найти мотив, зачем итальянскому жулику понадобились души мертвых колхозников?…

Этого и я не знал. И подумал, что напрасно в свое время не сделал на плече наколку — холмик, крест и надпись «нет в жизни счастья!» (Смотри первую книгу.)

Дзаватини угостил нас обедом и показал свою коллекцию. Когда добрались до наброска Сарьяна, он сказал:

— Кстати, Данела, хотел спросить. Карло Лидзани говорит, что видел у тебя дома интересную миниатюру грузинской художницы. А почему ты мне ее не показал, когда я у тебя был?

— Вы ее видели, но не обратили внимания. Это маленькая лошадка на зеленой травке, — сказал я.

ЛОШАДКА НА ЗЕЛЕНОЙ ТРАВКЕ