– Ксения, полицию вызывали?
– Вызывали, а как же! Приехал какой-то жирный гад. Морда – как блин на Масленицу. Пошушукался с Корниловыми. Потом к нашему Немцу подъехал с кривой рожей. Типа, ваши ульи оценили в три тысячи рублей каждый, вот вам шесть тысяч, скажите спасибо. Валентин Борисович аж затрясся весь. Пчелы! – кричит. – Они живые! Требую уголовного наказания! А мордастый ему: ну-ну, смотри, дедок, чтобы требовалка не треснула. – Девочка обернулась к Маше, прикрыла ладонью козырьком глаза от солнца. – Теть Поля говорит, тут нету закона. Если только не поднять волну в газете. Или в телевизоре. Тогда все забегают. А если нет, то ничего не выйдет. Теть Поля и Валентин Борисович ездили потом, заявление писали. А все равно – отказали им.
Маша поймала себя на том, что теперь она грызет ноготь. Ульи подожгли. Господи, бедный, бедный Колыванов.
– А еще после поджога Климушкин пошел разбираться с этими козлами, – продолжала девочка. – Собирался им морды бить. Не, ну а как еще-то?
– Набил?
– Да конечно, набил, – сердито передразнила Ксения. – Они же хитрющие, как змеи. Марина их предупредила, что придут разбираться. Они местных ментов прикормили. А когда Климушкин стал орать у них под окнами, чтобы Корнилов вышел драться, приехали менты и скрутили его. И не лень им было тащиться сюда! Я в доме напротив на чердаке сидела и видела, как они потом все вместе самогонку пили. Вечером пьяные за руль сели и поехали. И ничего! А Валентин Борисович говорит, за рулем пить нельзя.
– Это он очень правильно говорит.
Характер Марининых гостей обрисовывался очень выразительно. Если битое стекло и даже хамство по отношению к Прохоровой Маша могла списать на пьяную дурь, то происшествие с ульями в рамки дури не вписывалось.
– Они нас за людей не считают, – спокойно сказала Ксения. – Так Полина Ильинична говорит. А бабушка говорит: это зло сюда пришло. Марина ему двери открыла.
– Но ведь Марина их потом сама выгнала? – спросила Маша.
Ксения помолчала.
– Можно и так сказать, – не совсем уверенно согласилась она. – Теть Маш, а давайте ловить плавунцов!
Девочка вскочила и помчалась по берегу вниз, точно козленок, высоко подкидывая ноги.
Маша смотрела ей вслед, размышляя, что кроется за этой неожиданной идеей: утрата интереса к разговору или наивная попытка переключить ее внимание.
– Ксеня, пойдем! – позвала она. – Цыгана пора кормить и колоть!
Обратно шли быстро. Маше показалось, что за деревьями промелькнул силуэт, и она остановилась.
– Вы чего, теть Маш?
– Кажется, в лесу какой-то человек.
– Нет здесь никаких людей. Только мы! Бу!
Девочка подкралась и схватила ее за руку. Маша старательно вздрогнула всем телом.
– Ну-у, вы не испугались! – разочарованно протянула та.
– Ксень, а Ксень, – задумчиво сказала Маша, не двигаясь с места и не сводя взгляда с нескольких березок, тесно стоявших в глубине среди осин. – Видишь березы?
– Ага.
– А за ними фигуру – видишь?
Вместо того чтобы вглядеться, Ксения тотчас сорвалась с места и рванула в лес. Маша от растерянности только успела окликнуть ее, а девочка уже обогнула березы и мчалась обратно.
– Никого! – доложила она, запыхавшись. – Нате листик!
И в самом деле протянула Маше желтый березовый листок. Ни дать ни взять щенок, притащивший апорт и в восторге виляющий хвостом.
– Слушай, а если бы там кто-то был? – очень серьезно спросила Маша. – Ты, пожалуйста, не выкидывай больше таких фокусов.
– Да кто там может быть! Никто по лесам не шляется, все заняты делом. Только мы с вами, так сказать, тунеядцы.
В другое время Маша рассмеялась бы над ее подражанием Колыванову, но ей было не по себе.
– Это мог быть Климушкин, например.
Девочка подняла брови.
– Кли-и-и-им? – В голосе ее звучало веселое удивление. – Нет, Клим… Зачем ему? Если он куда-то выбирается, то рыбачит на реке или на дальнем озере. В лесу ему делать нечего, он не охотник.
– По-моему, от человека, которого выгнали из деревни, можно ожидать чего угодно.
– Кто это его выгонял? – насмешливо осведомилась Ксения.
– Таволжане. Тебе не рассказывали?
Маша спохватилась, что староста с Пахомовой могли беречь ребенка от душераздирающих подробностей гибели кур, кроликов и прочей мелкой живности.
– Ну нет, – решительно сказала девочка. – Клим сам ушел. Они его упрашивали, но он отказался. Сказал, что теперь они сами по себе, а он сам по себе, и ничего общего с ними больше иметь не желает.
– Почему?
Ксения пожала плечами. Они снова шли рядом, она слегка подпрыгивала в такт словам.
– Не знаю. Рассорились из-за чего-то. Мне не рассказывали. Он приходит, помогает, если требуется. Но живет на кладбище. И знаете что еще? Он в дом к себе никого из них не пускает. Если что-то нужно, ему или звонят, или посылают меня, чтобы я передала. Ну, это если телефон недоступен.
– Посылают тебя? – переспросила Маша.