Тот, кто придет за тобой

– Да, совершенно верно, – очкарик закивал.

– Это центр коммерческой медицины с высочайшими профессиональными стандартами, так указано в вашем рекламном буклете.

– Определенно так. Без лишней скромности можем это утверждать.

– Широкого профиля?

– Коммерческая клиника в столице только тем и может сейчас удержаться на плаву, как широким профилем и современными методами лечения.

– Но не туберкулеза мозга, – сказал Чалов.

Доктор Волин посмотрел на него сквозь очки.

– Ах, вот в чем дело. Это опять речь о том несчастном пациенте... У нас побывал человек из прокуратуры и изъял медицинские документы и результаты анализов.

– Это я их изъял. Этот пациент Валентин Гаврилов умер, покончил с собой.

Доктор Волин помолчал секунду, а потом сказал:

– Когда он пришел к нам, мы уже ничем не могли ему помочь. Мы сделали несколько анализов, я порекомендовал ему другие клиники. Но в его случае медицина была уже бессильна.

– А как долго он болел, по-вашему?

– Около десяти лет.

– Это ведь что-то типа сифилиса, да? – спросил Чалов.

– Нет, это совершенно другой недуг, однако на конечной стадии заболевания могут возникнуть весьма схожие симптомы. Потеря связи с внешним миром, безумие... паралич и тому подобное.

– А на что жаловался Гаврилов?

– Он к нам приходил всего несколько раз.

– Но он на что-то ведь жаловался?

– До потери связи с внешним миром еще не дошло, это у него было впереди, – доктор Волин поправил очки на переносице. – Его мучили галлюцинации.

– Какого рода?

– Кое-что я наблюдал лично. Он явился на прием, мы разговаривали – обычная беседа лечащего врача с пациентом, – и вдруг он начал как-то морщиться и странно принюхиваться. Объявил, что его беспокоит неприятный запах... Трупный запах... запах гнилостного разложения... Я решил сделать ему комплексную томографию. Сначала все шло ничего, а потом... это произошло в специальном кабинете, в смотровой, где пациентов готовят к томографии, там все содержится в строгом порядке. И окно... Он устроил целую истерику из-за этого несчастного окна, ему почудилось, что оно открыто и в лечебный кабинет кто-то пытается влезть. Это в принципе невозможно, потому что отделение томографии на четвертом этаже нашей клиники и там нет ни балконов, ни водосточных труб... просто стена – оштукатуренная стена. А он так вел себя, словно кого-то видел... Я же говорю – галлюцинации.

– Он что-то говорил?

– Больные в этом состоянии говорят все, что угодно... Он бормотал что-то про колодец. Что кто-то или что-то вылезло, выбралось оттуда и хочет до него добраться. Еще про трупный запах, что он постоянно преследует его, что это невыносимо... И что он хочет сдаться, сдаться сам, потому что у него больше уже нет сил терпеть.

– Что терпеть? – тихо спросила Катя (в нарушение порядка допроса в стенах прокуратуры, где ей, чужой, предписывалось молчать в тряпочку).

– Болезнь. Свою болезнь, – доктор Волин поправил очки. – Строго говоря, он уже с самой первой минуты не был нашим пациентом. Для таких заболеваний есть специальные клиники, специальные врачи. Но мы коммерческий медицинский центр, а он платил за лечение, то есть за то немногое, что мы еще были способны для него сделать.

– Гаврилов приезжал в ваш центр один? Может, кто-то сопровождал его – женщина, друзья, знакомые? – задал последний вопрос Чалов.

– Нет, всегда один. Однажды за анализами приехал его шофер.

Когда и за доктором закрылась дверь, Чалов откинулся в своем офисном кресле так, что оно под ним заскрипело. Катя решила подождать, что он скажет.

– Я вот прикидываю, кто еще может знать какие-то подробности о том уголовном деле, которое пока для нас недоступно в этом вашем хваленом архиве. Кроме Полины Каротеевой... Мать Гаврилова, но она...

– Что с ней? – спросила Катя.

– Болезнь Альцгеймера, я ведь ее пытался допросить, поехал к ним на Рублевку тогда сразу после выставки Пикассо... Так вот допросить Гаврилову нам не удастся... вообще не удастся, ввиду состояния ее здоровья и психики. Мать Платона Ковнацкого сейчас в отъезде, конечно, она вернется завтра-послезавтра на похороны, но... Остается мой дядя. Помните его?

Катя кивнула.

– Не очень мне хочется к нему ехать, но, видно, ничего нам больше с вами не остается. Пока... до возникновения иных более благоприятных обстоятельств по делу. Я сейчас ему позвоню, узнаю, сможет ли он сегодня с нами встретиться.

– А я пока спущусь в ваш буфет, выпью чаю с пирожным. Говорят, они тут у вас в прокуратуре вкусные, – объявила Катя скромнехонько.

Пусть они сами все решают между собой, ведь нет ничего хуже в ходе следствия впутывать своих родственников в качестве потенциальных свидетелей в дело об убийстве и покушении на убийство.

Глава 26

НА ЮБИЛЕЙНОЙ УЛИЦЕ

Все осталось позади – в том числе и их возвращение из такого короткого свадебного путешествия.

Гермес... нет, Иван Шурупов, нет, все-таки Гермес – в стенах нового дома на Юбилейной улице дачного поселка у озера он предпочитал свое прозвище. Итак, Гермес встретил их не в аэропорту, куда они прилетели из Киева, а здесь, на пороге особняка.

Мадам Ковнацкая...

Ее муж Глотов...