Тот, кто знает. Книга первая. Опасные вопросы

— Не нужно ничего, сынок, — Ушаков впервые так назвал Игоря. — Ты думаешь, я почему тебе все это сказал? Думаешь, я смелый такой? Ничего я не смелый, я такой же, как все. Все знаю, все понимаю и молчу. Помру я, сынок. Сегодня к вечеру. В крайнем случае — завтра утром. Так что мне теперь ничего не страшно, хоть раз в жизни скажу то, что думаю.

— Да вы что, Павел Иннокентьевич, — как можно убедительнее заговорил Игорь, — зачем вы так говорите? Вы поправитесь, я с врачом разговаривал, он сказал, что вы будете в полном порядке.

— Врет он, — вздохнул старый следователь. — Или ты врешь. А я знаю точно.

Совершенно удрученный, Игорь вышел из палаты и отправился искать Веру. Девушка подтвердила его худшие опасения.

— Его бы в хорошую кардиологию положить, препараты нужные ввести, приборы подключить. А так… — Она развела руками. — Делаем, что можем, но у нас обычная районная больница, лекарств нужных нет, оборудования нет. А Ушаков действительно плох. Боюсь, до утра не дотянет, потому его в отдельный бокс и положили.

Павел Иннокентьевич умер на следующий день в пять часов утра.

* * *

К концу августа следствие по делу об убийстве гражданина Нильского гражданином Бахтиным было закончено и передано в суд. Бахтин был признан виновным, и ему определили меру наказания в виде лишения свободы сроком 8 лет с отбыванием в исправительно-трудовом учреждении усиленного режима.

Игорь искренне горевал по своему наставнику, регулярно вместе с Верой ходил на местное кладбище ухаживать за могилой и каждый раз, стоя над скорбным холмиком, мысленно разговаривал с Павлом Иннокентьевичем: «Все получилось не так, как вы говорили. Ему дали восемь лет, и никаких смягчающих обстоятельств. Как же так вышло? Неужели вы были неправы?»

Этот вопрос мучил Игоря несколько месяцев, но постепенно, за повседневной суетой, оформлением документов, ведением уголовных дел и подготовкой к свадьбе с Верой, отступил и забылся.

— Вы ведь знаете, что произошло на самом деле. Я не ошибаюсь?

— Нет, не ошибаетесь.

— Пожалуйста, прошу вас… Мне необходимо это знать. Это очень важно для меня.

— Вот именно, для вас. Но не для меня. И не для него.

— Люди должны знать правду.

— Кто вам это сказал? Вам хочется узнать правду — это другой вопрос. Но это ваш частный интерес. И меня никто не может обязать с ним считаться. Мне была доверена конфиденциальная информация, если вы вообще понимаете смысл этих слов. Мне было оказано доверие, а вы пытаетесь заставить меня поступить непорядочно.

— Вы хотите меня обидеть?

— А вы что, обиделись? Забавно. Впрочем, мне это безразлично. Да, я все знаю, но я вам ничего не расскажу. И не приходите ко мне больше.

— Но ведь речь идет о преступлении…

— Все виновные осуждены и наказаны. Чего вам еще?

— Мне этого недостаточно. Я ищу истину.

— Ищите. Сожалею, но ничем не могу вам помочь.

Часть 3

Наталья, 1984–1986 гг.

Еще на лестнице она услышала, как надрывается в коридоре квартиры телефон, и принялась трясущимися пальцами выковыривать ключ из сумочки. От мороза руки сделались непослушными, и круглая металлическая болванка легко ускользала, едва оказываясь нащупанной среди множества таких, казалось бы, нужных каждой женщине и таких мешающих мелочей. «Сколько раз говорила себе: носи ключи на брелоке! — с досадой, мгновенно выбившей слезы из ее глаз, подумала Наталья. — Когда ключи в связке, их намного легче искать и вытаскивать. Так нет же, ношу все ключи по отдельности, упрямая идиотка!»

Телефонная трель умолкла, и Наташе показалось, что она слышит неторопливый говорок Бэллы Львовны. Господи, если это Вадим, сейчас Бэллочка скажет ему, что Наташи нет, а она здесь, совсем рядом, за дверью, мучится с этими ключами, будь они неладны! Наташа изо всех сил нажала кнопку дверного звонка.

— Бэллочка, это я! — закричала она через дверь.

Послышались шаги, такие же неторопливые, как и речь соседки.

— Что случилось, золотая моя? Ты потеряла ключ?

— Это Вадик? — спросила Наташа вместо того, чтобы ответить или хотя бы поздороваться.

— Нет, это моя приятельница. Вадик уже звонил, примерно час тому назад.

— Ах ты господи, опять пропустила!