Тот, кто знает

– Смех смехом, а вообще-то потенция – штука серьезная, – сказал Василий. – Такие драмы из-за нее разыгрываются, даже представить невозможно. Я недавно с таким делом столкнулся. Спорная квартира, владелец покончил с собой, на наследство претендуют дети от первого брака и вторая жена, молодая красавица. Дети считают, что она должна быть лишена права наследования, потому что умышленно довела мужа до суицида. Жалобу в прокуратуру накатали, добились возбуждения уголовного дела против мачехи по статье о доведении до самоубийства с корыстной целью. Якобы она специально спровоцировала у мужа психогенную импотенцию, а потом задолбала попреками в мужской несостоятельности.

– Ни фига себе! – присвистнул Грек. – А как это можно умышленно спровоцировать импотенцию? Разве так бывает?

– Бывает, – с видом знатока заявил начитанный Василий. – Еще как бывает. Только доказать это невероятно трудно, даже если сам импотент жив и может давать показания. А уж если он умер, то доказать ничего невозможно. Следователь, не будь дурак, ввязался в это дело, вместо того чтобы отказной материал сочинить. Молодой, видно, и сексуально озабоченный, ему жуть как интересно в чужих трусах покопаться. Короче, ввязался он, начал весь круг знакомых покойного изучать, к себе вызывать и спрашивать, заметили ли они, что покойный находился в подавленном состоянии, да с какого времени, да в связи с чем. Ну и докопался. Оказалось, что этот самоубийца подвергся в своем профессиональном кругу общественному остракизму. Он был театральным критиком, автором монографий, профессором, членом всяких обществ, всегда в президиумах сидел, в общем – видная личность. Каким-то образом просочилась информация о том, что он когда-то активно стучал на своих коллег, в том числе на театральных актеров и режиссеров, которых из-за неблагонадежности не выпускали на зарубежные гастроли. Уж откуда эта информация приплыла – черт его знает, ничего официального, но все сразу поверили, все тут же вспомнили, как сказали что-то резкое этому человеку, причем не антисоветское, а просто неприятное в личном плане, а потом их почему-то не включали в состав труппы, выезжающей за границу. От него все отвернулись, руки ему никто не подавал, а парочке его учеников-театроведов накидали на защите диссертаций черных шаров. От этого у него и импотенция наступила. Жена-молодуха от него ушла. Он и повесился с горя. Так ведь что самое любопытное: как только следователь до всего этого докопался, дети явились в прокуратуру и устроили ему скандал. Дескать, как вы смеете порочить светлую память нашего дорогого папочки. Нам детей воспитывать нужно, что же мы им скажем, что их дедушка стукачом был? На каком примере будем растить новое поколение? Закрывайте дело. Пусть эта стерва, жена, стало быть, молодая, квартиру забирает, нам от нее, мерзавки, ничего не нужно. Позвольте, говорит следователь, дело я так и так закрою, поскольку молодая жена вашего батюшку до самоубийства не доводила, стало быть, состава преступления нет. Но почему же она мерзавка и стерва, коль ее вины в случившемся нет? Импотенция у него наступила на нервной почве в связи с тем, что вскрылись его неблаговидные поступки в прошлом, и никто, кроме него самого, в этом не виноват. Тогда дети накатали очередную жалобу, на этот раз на всех членов Союза театральных деятелей и всех искусствоведов города Москвы за необоснованную травлю их отца. Дескать, поверили сплетне, ничего не доказано и не проверено, а довели своей травлей человека до самоубийства. А потом другую жалобу, на мачеху, что, мол, не ценила она человеческие достоинства своего мужа, требовала от него только постельных утех, а как только он стал несостоятельным, устроила ему грязный скандал и бросила, съехала с квартиры, и вещи свои забрала, и потому претендовать на жилплощадь не может. Очень им хотелось и квартиру заполучить, и репутацию папаши спасти. Главным для них было жену скомпрометировать, поэтому они тему этой несчастной импотенции постоянно поднимали, но ничего у них, конечно, не вышло. Квартиру я ей отсудил. А вам, мужики, скажу со всей своей адвокатской серьезностью: берегите мужскую силу, чтобы ее потом в случае чего в открытом судебном заседании не обсуждали. Мораль ясна?