Тотем Человека

— В каком смысле… бьете? — спросила Дина. Саша стояла, опустив глаза. Ох, и не нравилось мне это. Похоже, с ней что-то происходило, и это что-то было вовсе не тем, что должно происходить с благовоспитанной домашней кошкой.

— В прямом! — я подумал и кивнул. — Физически. Нападаете вместе и бьете. Он должен быть обезврежен. Не знаю, что у него за дар такой, но думаю, что дар нехилый. Вон он что с… нами делает (Хотел сказать — с Сашей, но пожалел). А без сознания он много не сумеет.

— Что за место-то? — глухо спросил Боб.

— Восьмая точка, — сказал я, улыбаясь, как тридцать лет назад: выставив клыки и прижав уши. — Саша покажет.

Мы двинулись вон из квартиры — вниз, вниз, вниз, в промозглый дождливый холод. 'Уазик' был тут же — преданно мок под ливнем, дожидаясь Боба. Говорят, собаки похожи на хозяев. То же верно и для машин.

— Куда? — спросил Боб с деланным равнодушием. Саша — она забралась вперед — наклонилась к его уху, что-то шепнула. Боб посмотрел на нее со странным выражением. 'Уазик' скрежетнул передачей. Далекий удар грома отметил начало нашего пути.

За всю дорогу никто не сказал ни слова. Дина в самом начале взяла меня за руку и больше не отпускала. Только сжимала сильнее, когда громыхало все ближе и ближе. Она боялась молний. Говорила, что в детстве видела, как ударила молния совсем рядом с ней. Тогда Дина была на пляже с родителями. Дело происходило на юге. Они укрылись от летней, мгновенной грозы под раскидистым тентом, и взрослые пили вино, а тринадцатилетняя Дина сидела на песке, завернувшись в оделяло, и дрожала от холода и страха. Неподалеку была спасательная вышка, Дина смотрела на эту вышку, не отводя глаз. Потом вдруг на весь мир полыхнуло голубым светом, и Дина ослепла, а через мгновение еще и оглохла — с такой силой взорвался гром. В первую минуту ей казалось, что наступил конец света, что раскололось небо. С ней тогда случилась истерика…

Зарокотало. Я посмотрел на Дину. Она сидела, закрыв глаза, и сжимала мои пальцы. Губы ее шевелились. Я прислушался. '…Словно ветер, легки, словно вода, непреклонны… станем быстрыми, словно жаркое пламя…' — вот что я расслышал. Наверное, одна из молитв Потока, подумал я. Дина вдруг обняла меня.

— Великое чудо грядет… — пробормотала она чуть слышно, — великое чудо…

— Ты о чем? — спросил я, но она лишь помотала головой.

В это время Боб затормозил. Я огляделся. Не может быть…

— Сашка, — сказал я, — ты уверена, что это и есть — восьмая точка?

Она кивнула, не поднимая головы. 'Уазик' стоял около строительного забора — одинаковых бетонных блоков с незатейливым рельефным узором. Здесь и там блоки покосились, и сквозь дыры в заборе виднелось гигантское кирпичное здание. Неимоверно длинное, страшное, оно скалилось кирпичной щербатой кладкой, смердело тухлятиной из дверных проемов, таращило лопнувшие бельма окон. Когда-то здесь находилось трамвайное депо, или завод, или еще что-нибудь; когда-то этот каменный динозавр каждое утро пожирал тысячи простецов с тем, чтобы к вечеру ими же испражниться. Сейчас же это была груда строительного мусора, даже не притворявшаяся, что сохраняет форму дома.

Это было то самое место, где несколько месяцев тому назад встретились в битве мы с Черным.

Но, если в прошлый раз этот дом выглядел просто-напросто жутким и заброшенным, то теперь он смотрел живым остовом, кирпичным зомби, готовым наброситься на всякого, и сожрать его, и перемолоть все кости, и похоронить в себе… как это случилось с Черным.

Стоп-стоп-стоп. Но ведь на самом деле этого не случилось — верно, а, Саша?

— Ошибки нет, — сказала Саша тихонько. — Это — восьмая точка. Мы уже здесь пару раз собирались

— Еж твою мать, — сказал Боб. — Ну и местечко. Почему здесь-то, а?

Саша пожала плечами.

— Никто не контролирует, — предположила она. — Никому не видно, если специально через забор не заглядывать. А если и заглянуть — как бы, что такого, сидят себе люди и сидят. Может, съезд будущих арендаторов проводят. Или домовладельцев.

— Н-да, — сказал Боб. — Что-то в этом есть. Но все-таки прежде всего вижу я в этом банальный вороний выпендреж, — и он с вызовом на меня посмотрел. Я поднял брови. Несладко ему приходилось. Но и мне не легче.

— Лекция на полдень назначена, — сказала Саша, — уже народу прилично должно собраться.

— Ты о чем? — спросил Боб. Неприятно спросил, жестко.

— Если мы придем… а там никого нет… — Саша помолчала, потом закончила, — значит, это подстава.

Боб фыркнул.

— Поэтому пойду только я, — продолжала Саша. — Если все будет в порядке, я вам позвоню, и вы…

— Ну уж нет, — сказал Боб. Саша повернула голову — медленно-медленно — и поглядела на него. Так, наверное, пес смотрит в лицо хозяину. Старый, беззубый, оглохший пес, который цапнул сослепу хозяйского внучка. Смотрит — в хозяйские глаза, прищуренные поверх ружейных стволов.

Боб сказал:

— Пойдем вместе. Так?

— Так, — сказал я. Все обернулись на меня, а я объяснил:

— Там будет Черный. Если все, что вы тут говорили — правда, то он не знает, что я жив. Поэтому, когда Черный меня увидит, это будет… эффект внезапности, так ведь говорят?