Товарищ гвардии король

Очнулся я утром на постели из сена в сарае, предназначенном для его, сена, зимнего хранения. Рядом со мной, уткнувшись в мое левое плечо, тихо спала та самая прекрасная комсомолка… Помнится, я невольно задумался о постыдном бегстве, однако справедливая боязнь суровой кары за пренебрежение долгом мужчины остановила меня и, разбудив девушку (тут мне вспомнилось ее имя — Екатерина), я спросил — а что было вчера? Девушка ответила мне на хорошем норвежском, диалектом которого является наш родной шведский язык, чем я был приятно поражен… оказывается, будучи сражен ударом в грудь я обрел силу древнего богатыря-берсерка, встав с земли мощными ударами разбросал участников побоища по всему клубу, после чего громогласно возгласив — "Хейль Тюр, Один ан Локи! Скооль!" выпил стоящую под столом баяниста канистру молочной браги и схватив ее, Катерину Усольцеву, за пояс, увлек в темноту. Девушка, пораженная проснувшейся во мне древней силой, до этого явно не имевшей возможности проявиться, ибо учение Кальвина препятствует самовыражению, не сопротивлялась, отец же Амвросий благословил меня, перекрестив и хлопнув матушку Гылыгму-Ефросинию пониже спины, после чего удалился в сторону церкви.

Так я, дорогие читатели, познакомился с матерью моих детей… как честный человек, я просто обязан был жениться после того, что произошло между нами, о чем не преминул сказать девушке. Екатерина ответила согласием, однако уточнила, чтобы после завершения мной моих дел в долине я немедленно: во-первых, принял крещение по православному обряду, ибо она не желает жить во грехе, во-вторых, познакомился с ее родителями и в-третьих, выучил русский язык в большем и лучшем объеме, так как норвежский, которому ее научил отец, служивший в Вооруженных Силах ООН, непривычен все же для ее нежного слуха. Оговорив условия, она назначила срок сватовства — не ранее 15 августа и не позднее 15 октября, сразу же после завершения сенокоса и уборки пшеницы и ржи.

Принятие православия после этого стало моей обязанностью, ибо при свете дня девушка оказалась еще прекрасней, чем в робком вечернем электрическом освещении… но дорога звала меня и, забрав у одобрительно ухмыляющегося отца Амвросия свои вещи, я вновь вышел на шоссе, ведущее к селу Хэрэн.

Доброта и склонность местного населения к взаимопомощи в очередной раз поразили — не прошло и получаса, как весьма любезный пожилой человек остановил свой трехколесный мотоцикл рядом со мной. Василий Тихонович из Токурена направлялся в Хэрэн, чтобы чтобы купить себе в магазине сельскохозяйственных товаров новый плуг для окучивания картофеля. Новость о доблести, коя удивила меня самого, достигла его родного села — один из поверженных мной противников был его, казака Сороковикова, родным племянником. "- Ничо, норвег, ты у нас ишо огребешь, ребяты как с сенокосу выйдут придут с тобой разговаривать, а то чо, понимашь — таку видну девку сомустил, а морда цела!" — выразил он свое мнение по этому поводу…

Хэрэн — новый, ранее районным центром была Тунка, центральный поселок родины моего короля, представлял собой несколько присутственных учреждений. Маленькое здание милиции, на крыльце которого дремал милиционер, здания исполкома и военкомата, несколько магазинов, школа, церковь и дацан, на широком дворе которого молодые послушники-хувараки под суровыми взглядами статуи Будды и сидящего под ней живого наставника осваивали приемы рукопашного боя. Он понравился мне с первого взгляда — скромное обаяние этого затерявшегося в сибирской глуши красивого села никого не могло оставить равнодушным. Отметив свой паспорт в местной милиции, я за небольшие деньги нанял проводника до места жительства моего короля — урочища Большой Зангинсан. Все мои попытки укротить невысокую, но крайне агрессивную монгольскую лошадку не увенчались успехом, поэтому в путь мы отправились на двуколке с огромными колесами. Только тут мне в полной мере пригодились полученные в дороге знания бурятского языка — Дамдин, так звали проводника, говорил со мной лишь на официальном наречии моей родины-Швеции, лишь время от времени поясняя мне значения некоторых слов по-русски. Это было связано с тем, что в Большом Зангинсане я обязан был пройти аудиенцию у родителей Его Величества — Иринчина Гавриловича и Долгор Сыденовны Бадмаевых, которые в отсутствие короля, королевы, инфантов Гавриила и Эммануила, а также инфанты Баирмы (Бадма Первый в то время проходил обучение в Академии Бронетанковых войск и нечасто бывал на родной земле) блюли благочестие в королевском домене.