Читаем Товарищ Павлик: Взлет и падение советского мальчика-героя полностью

Знаменателен такой факт: ироническая рок-опера «Павлик Морозов — суперзвезда», сочиненная во второй половине 1970-х годов группой студентов (Я.Ю. Богдановым, С.Г. Капелюшниковым, С.Л. Козловым, Л.Р. Харитоновым и М.В. Чередниченко), в действительности весьма условно основана на легенде о пионере-герое. Сюжетная линия с отцом занимает небольшое место в действии: описана лишь короткая стычка, в которой Трофим упрекает своего сына («Я и в колхозах не видал такого дурака») и которая заканчивается поркой строптивого пионера, а также сцена расстрела самого Трофима. Главной темой в этом повествовании о Павлике становится предательство его бывшего друга Плохиша, который в конце оперы кончаете собой, бросившись на рога разъяренного быка. Мать, дед и бабушка Павлика в опере вообще отсутствуют, а врагов Павлика заменяет общий хор кулаков, празднующих свою победу попойкой и хвастливой песней («Коллективизацию сорвали!»). Основной прием комического у авторов оперы зиждется на произвольном смешивании разных мотивов (в первую очередь словесных, а не музыкальных — рефрены из рок-оперы «Иисус Христос суперзвезда» приводятся фрагментарно, главным же музыкальным контекстом является «гараж-музыка» 1970-х). Легенда о Павлике переплетается с опрощенной версией жития Христа (предательство Плохиша как предательство Иуды и проч.), а также с песнями и газетными лозунгами 1930-х годов, отдельными мотивами из «Кармен» и романа Чернышевского «Что делать?» (Павлику три раза снится «Старая большевичка»). Авторы еще менее озабочены исторической целостностью воспроизведения эры коллективизации, чем, например, Губарев. Если у Губарева в заговорщическом шепоте кулаков еще слышатся отголоски первой пятилетки («Пашка — просто сволочь!»), то опера пестрит отсылками к более поздней стадии эпохи сталинизма («В Кремле о нас заботится товарищ Сталин. / Давайте его поблагодарим»). Таким образом, «Павлик Морозов — суперзвезда» представляет собой не столько пародию на жития самого Павлика Морозова, сколько остроумный шарж на пионеров-героев вообще и на всю официальную культуру 1930-х годов. Например, хор середняков с выразительным унынием поет: «Жить стало лучше, жить стало веселее, / Интереснее стало жить!». А Плохиш просится к Павлику в пионеры — «Запиши меня в актив, / Мне всего дороже коллектив!» — под ропот кулаков: «Он всех нас раскулачит и поставит в МТС!» Получается, что общий контекст легенд о Павлике и, в еще большей степени, официальный культ счастья, созданный в середине 1930-х, оказались более подходящим материалом для иронической насмешки, чем собственно история мальчика, предавшего своего отца[237]

.

Отчасти этот факт можно объяснить широко распространившимся тогда неприятием доносительства как такового. В 1962 году один из гостей на даче Корнея Чуковского записал в его гостевую книгу забавную пародию на классический пропагандистский текст сталинской поры о сотрудничестве детей с пограничниками под названием «Бдительность младенца». Восемнадцатимесячный Васютка, младенец-вундеркинд, пробегает полтора километра до пограничного поста, чтобы доложить о подозрительном бородаче с большим револьвером. «Как молния, в голове мелькнула мысль: — Дядя — бяка! Дядя хочет тпруа по нашей Стране, чтобы сделать ей бо-бо!» Засыпая после праведных трудов, Васютка злорадно предвкушает: «Теперь уже скоро, теперь уже этому дяде зададут ата-та по попке…» История заканчивается апофеозом блаженного чувства выполненного долга: «Цоканья копыт мальчик не услыхал: он спал сном человека, совершившего все, что от него требует гражданский долг»{366}

.

Негативная реакция на Павлика — особенно у людей, учившихся в школе в послесталинское время, — была частью более широкого разочарования в насаждавшейся идеологии и ее идеалах. Большая часть школьников и многие учителя 1960-х и 1970-х годов «про себя» относились к советской идеологии равнодушно, если не цинично, и это настроение время от времени прорывалось наружу, как, например, в одном из воспоминаний об уроке истории: «Приятель мой встал и сказал: “Вот вы знаете, во время Великой Отечественной войны солдаты какие-то шли и кричали «за Родину, за Сталина!». А представьте себе, что сейчас началась война и все кричат «за Родину, за Брежнева!»?” И класс, конечно, засмеялся»{367}.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Медвежатник
Медвежатник

Алая роза и записка с пожеланием удачного сыска — вот и все, что извлекают из очередного взломанного сейфа московские сыщики. Медвежатник дерзок, изобретателен и неуловим. Генерал Аристов — сам сыщик от бога — пустил по его следу своих лучших агентов. Но взломщик легко уходит из хитроумных ловушек и продолжает «щелкать» сейфы как орешки. Наконец удача улабнулась сыщикам: арестована и помещена в тюрьму возлюбленная и сообщница медвежатника. Генерал понимает, что в конце концов тюрьма — это огромный сейф. Вот здесь и будут ждать взломщика его люди.

Евгений Евгеньевич Сухов , Евгений Николаевич Кукаркин , Евгений Сухов , Елена Михайловна Шевченко , Мария Станиславовна Пастухова , Николай Николаевич Шпанов

Приключения / Боевик / Детективы / Классический детектив / Криминальный детектив / История / Боевики