В тот же день [195—196] Сергей Морозов подтвердил участие Кулуканова в убийстве, сказав, будто Кулуканов обвинял Павла в происходящих у него обысках и настаивал на том, что Павла необходимо «уничтожить» (глагол «уничтожить» вряд ли входил в словарь Сергея Морозова, но это не смутило Шепелева). Он больше не искал виновных, взяв за основание версию Данилы, согласно которой тот наносил удары ножом, пока Сергей держал мальчиков. Этот складный рассказ предъявили Кулуканову на двух очных ставках: с Сергеем [198] и с Данилой [200], но тот продолжал все отрицать. Силин, в свою очередь, тоже все отрицал: он ничего не знал о доносе Павлика на своего отца и вообще о разоблачительной деятельности детей: «я на них как на малых ребят не обращал внимания» [197].
Шепелев, вероятно, мог бы продвинуться еще дальше и украсить дело новыми подробностями, но начальство требовало скорейшего завершения следствия. Как только в начале октября известие об убийстве докатилось до центральной прессы, дело приобрело неслыханную огласку, каждое следственное действие привлекало к себе общественное внимание, непривычное для оперативников из далекой глуши. На подготовку показательного суда бросили все силы. Ко второй неделе ноября журналисты «Пионерской правды», возмущенные затягиванием следствия, начали требовать скорейшей передачи дела в суд. 15 ноября газета опубликовала материал об очередных заминках в расследовании, сопроводив его раздраженным комментарием от редакции: «Несмотря на поступающие со всех концов Союза многотысячные протесты и требования быстрейшего суда над убийцами, следствие ведется крайне небрежно и медленно. Редакция “Пионерской правды” обратилась вчера к прокурору республики тов. Вышинскому за содействием». Тут же последовала телеграмма Вышинского свердловским чиновникам, в которой он требовал закончить дело в трехдневный срок{119}
. Этой телеграммы нет среди материалов дела Н—7825, но даты других документов свидетельствуют о том, что история, изложенная в «Пионерской правде», в сущности, правдива[104]. Обвинительный акт был готов к 15 ноября [206—213], а к 16 ноября Уральская районная прокуратура послала дело с пометкой «срочно» в Уральский областной суд: «Дело прошу рассмотретьОбвинительное заключение послужило основой для официальной версии жизни и смерти Павлика, впервые озвученной на суде, а затем использованной в ранних биографиях героя. «25 ноября 1931 Морозов Павел подал заявление следственным органам о том, что его отец Морозов Трофим Сергеевич, являвшийся председателем сельского совета и будучи связан с местными кулаками, занимается подделкой документов и продажей таковых кулакам-спецпереселенцам, за что Морозов Трофим и осужден на 10 лет ссылки»[105]
. Затем Павлик разоблачил своего деда в попытке скрыть кулацкую собственность. Зимой 1932 года он также обличил Арсения Силина в невыполнении норм сдачи зерна и продаже телеги картофеля спецпоселенцам. Кулуканов, укравший 15 пудов ржаного зерна у сельсовета, поделился с Сергеем Морозовым своими опасениями, что Павлик донесет о краже в сельсовет. В свою очередь, Данила угрожал Павлику смертью, если тот не выйдет из пионерской организации. Драка из-за седелки (в протоколе сделана комическая опечатка — «селедки») произошла 25 августа. И, наконец, 3 сентября в заговоре против Павлика наступила развязка: Данила убил его и Федора в лесу. Что касается Ксении Морозовой, то она злобно глумилась над Татьяной в присутствии соседей: «Татьяна, мы наделали мяса, иди, ешь его» [206—213].Официальная версия событий выглядит малоубедительной даже в свете материалов, собранных в официальном деле. Обвинительное заключение ссылалось на цитаты — например, об угрозе Данилы убить Павлика, если тот не выйдет из пионеров, — которых не было в свидетельских показаниях. Кроме того, показания использовались следствием выборочно и отличались сумбурностью и непоследовательностью, в чем нельзя упрекнуть сам нарратив, который неукоснительно придерживался основной линии и, с точки зрения советского правосудия того времени, казался убедительным. Отважный не по годам пионер поддерживал советский строй и разоблачал предателей, включая собственного отца, за что с ним — руками его двоюродного брата, злобного врага Советской власти, и при соучастии деда и бабки — расправились мстительные кулаки. Обвинительное заключение утверждало, что все трое Морозовых полностью признали свою вину. История на этом заканчивалась, оставалось только преподнести ее «советскому народу» в зале суда.