Товарищ Сталин: роман с охранительными ведомствами Его Императорского Величества

Слезные просьбы великого комбинатора и революционера и его намеки не возымели действия на исполняющего обязанности бакинского градоначальника полковника Мартынова. И даже сталинской чахотке он не очень поверил. Призрак «Якутской области» продолжал угрожать товарищу Кобе, и только при прохождении его дела в Особом отделе Департамента полиции, где к тому времени уже практически обосновался полковник А. М. Еремин, наконец забрезжила надежда: Особый отдел, видимо, со своими пожеланиями направил бумаги, касающиеся товарища Кобы, в Судебный отдел того же ведомства, а оттуда они поступили также с соответствующими пожеланиями в Особое совещание, которое 12 августа 1910 г. приняло решение возвратить его в Вологодскую область «для отбытия остающегося срока гласного надзора» и «воспретить ему жительство в пределах Кавказского края сроком на 5 лет». Решение Особого совещания было настолько незыблемым, что даже перехват Бакинской охранкой более весомых материалов по его делу на это решение не повлиял, и 20 сентября 1910 г. товарищ Коба отправился в знакомую ему Вологодскую губернию. А 23 сентября, когда вождь уже был в пути, в Баиловскую тюрьму из канцелярии бакинского градоначальника по согласованию с жандармерией пришло разрешение товарищу Кобе сочетаться законным браком с проживающей в Баку Стефанией Петровской, но оно опоздало, и, в отличие от мадам Грицацуевой, очередной невесте вождя пришлось остаться в девках. Больше эта херсонская дворянка на боевом пути своего молодого жениха не появлялась.

Впрочем, Кобу, едущего в Вологодскую губернию, занимали мысли, далекие от брачных планов: родной Кавказ, набитый шальными деньгами Баку для него закрылись на долгие пять лет, и нужно было думать, как и на что жить дальше. И товарищ Коба по прибытии к месту ссылки завязывает интенсивную (в пределах его тогдашних возможностей) переписку с разными казавшимися ему влиятельными партийными людьми в поисках своего нового амплуа. В одном из писем из Сольвычегодска, адресованном знакомому по Кавказу В. С. Бобровскому, он сообщает: «Ильич и К° зазывают в один из двух центров, не дожидаясь окончания срока». Было ли так на самом деле или товарищ Коба выдавал желаемое за действительное — неизвестно. Во всяком случае, письмо, в котором Ильич и К° подбивали бы вождя на побег, чтобы поскорее занять место «в одном из двух центров», среди сохранившихся партийных документов не значится. А пока даже свои статейки о «наших задачах» и «наших разногласиях» товарищ Коба прекратил писать, и российский большевизм остался без такого мощного идеологического источника.

Вынужденное оперативно-идеологическое безделье товарищ Коба компенсировал интенсивными занятиями в сексуальной сфере. Вообще правильно говорят, что если человек велик, то он велик во всем, и товарищ Коба поистине был гигантом революционного секса: после неудачи с Наташей Киртава, которая отказала ему два раза, его молодая жизнь стала чередой половых успехов, и Вологодский край стал одной из его важнейших сексуальных житниц. Если при своем первом посещении этой благодатной местности он получил в качестве подарка от судьбы херсонскую дворянку Стефанию, то во свое второе пришествие он, поселившись в доме сольвычегодки М. П. Кузаковой, вскоре привел туда ссыльную Серафиму Васильевну Хорошенину, которая до прибытия нашего горного орла так характеризовала ссыльный быт в сохранившихся своих записках:

«Даже совместных развлечений нет, и ссыльные топят тоску в вине. Я тоже иногда выпиваю».

С появлением товарища Кобы «совместные развлечения у нее появились, и вскоре она переехала к нему в комнату в доме мадам Кузаковой, где 20 февраля они вступили в гражданский брак. Однако через несколько дней темные силы царизма, которые непрестанно реяли над влюбленными, вытащили из-под товарища Кобы его ссыльную невесту и отправили в Никольск, чтобы она там попробовала найти себе другого партнера для совместных развлечений или уже запила по-черному.

Товарищ Коба, оставшись один в супружеской постели, горевал недолго, поскольку рядом была хозяйка дома мадам Кузакова — тоже ведь все-таки женщина! — и он сразу же уложил ее на освободившееся место.

Слухи об очередной новой семье товарища Кобы сразу же распространились в большевистской кодле, и его коллега по отсидкам крестьянский сын и старый большевик Александр Петрович Смирнов (его товарищ Коба, став товарищем Сталиным, убъет в 1938 году) писал товарищу Кобе в дружеском письме:

«О тебе слышал, что еще раз поженился».