Товарищи

Жутаев внимательно слушал. Доклад директора ему очень понравился. Понравились спокойствие и уверенность Ивана Захаровича. Казалось, Колесов не выступает с трибуны, а беседует с ребятами, просто, откровенно и задушевно, и поэтому все слова его были понятными, волновали, вызывали тревогу и заставляли задуматься. Перед Жутаевым пронеслись все события последних дней, и он задавал себе вопрос: почему же все произошло именно так, а не иначе? Борис был уверен, что после доклада директора ребята поговорят откровенно о своих недостатках и разойдутся по комнатам с облегченной душой. Но уже выступление Мазая удивило Жутаева и заставило насторожиться. Когда же ребята из восьмой группы один за другим начали хвалить с трибуны Мазая и охаивать Бакланова, Борису стало ясно, что не все поняли доклад директора так, как нужно было понять. Он с нетерпением ждал выступлений комсомольцев. Но ни Широков, ни Филатов почти ничего нового не сказали. Борис решил, что молчать нельзя, и поднял руку.

— Слово предоставляю ученику восьмой группы Жутаеву, — сказал Селезнев.

Проходя через зал, Жутаев услышал несколько реплик, брошенных в его адрес:

— Белобрысый!

— Задавака!

А знакомый девичий голос, в котором Жутаев сразу же узнал голос Оли, негромко твердил:

— Вот увидите, вот увидите — он заика! Как только заговорит, тут же язык и проглотит. А говорит он совсем нараспев.

Эти реплики смутили Жутаева и заставили покраснеть. Очутившись на сцепе, он долго не мог собраться с мыслями и не знал, с чего начать, И вдруг Борис заметил в первом ряду Батурина. Секретарь комитета комсомола, видимо, решил прийти на выручку. Ои делал какие-то неопределенные жесты, усиленно подмаргивал, но, видя, что все это не помогает, поднялся и сказал:

— Жутаев, я думаю, всем ребятам будет очень интересно, если ты расскажешь о своем впечатлении, как новый человек в группе.

— А он у нас такой тихонький, что и говорить не умеет, — раздался громкий голос Ольги. — Вот увидите.

— Ольга Писаренко, вы находитесь на собрании, и я прошу вести себя, как подобает ученице! — прикрикнул на нее Селезнев.

— А я ничего, товарищ мастер.

Жутаев между тем поборол смущение и заговорил:

— Я не буду ни хвалить нашу группу, ми хаять, потому что пришел в нее всего лишь несколько дней назад. О группе тут много говорили те, кто хорошо ее знает. Я немного скажу о Бакланове. Мне кажется, что он не такой уж плохой парень, как здесь обрисовали. Я, правда, всего раз с ним разговаривал, но понял, что он такой же, как и мы все. Да-да! Во всяком случае, не хуже. А может, и лучше некоторых из нас. Виноват он? Да, виноват. Нго поступок опозорил не только группу, но и училище. На Бакланове большая вина. Но виновата в этом и группа. А в первую очередь Мазай.

— Это я заставила его убежать? — выкрикнула Оля. — Или, может, Генка Широков?

— Мазай тут ни при чем!

— Нечего зря наговаривать!

— Неправда, товарищ директор! Все это выдумка!

— Не знаешь — не говори!

Шум и выкрики заглушили голос Жутаева. Многие ребята из восьмой группы повскакали со своих мест, и каждый, не слушая других, говорил свое. Но едва мастер поднялся у стола, шум оборвался. Селезнев укоризненно покачал головой.

— Продолжайте, Жутаев. — Взглянув на побледневшее лицо Жутаева, он забеспокоился и негромко спросил: — Будешь говорить?

Жутаев кивнул головой.

— Чтобы всем было понятно, почему я так говорю, чтобы не обвинили меня во лжи, я приведу один пример, который случился на моих глазах. Пусть все в училище знают, что иногда происходит в нашей, как ее считают, передовой группе. Может, из-за таких фактов и сбежал Бакланов.

Жутаев торопливо рассказал о самосуде над Баклановым. В зале временами раздавался шепот и снова наступала тишина.

— Я считаю все это издевательством. Здесь выступал Мазай, но он ничего не сказал по существу и отделался разными увертками. Вот пускай выступит еще раз и здесь, на собрании, перед всеми скажет, как он расценивает этот случай. Мне кажется, вина Мазая в том, что он, как староста группы, не только не боролся против таких ненормальностей, но даже и сам организовывал их. А группа виновата в том, что не ударила Мазая по рукам и пошла у него на поводу. Бакланов, наверно, тихий, слабохарактерный человек, он не сумел защитить себя и сбежал. Товарищи, когда я был еще в сергеевском училище, то слышал о третьем ремесленном. Много хорошего слышал. И в первый же день увидел хулиганский самосуд. Я узнал от Бакланова, что тут посылки отбирают, затыкают рот — не дают критиковать. В нашем училище такого не было. Я знаете о чем подумал? Если и в других группах так же, как в нашей, то третье училище, конечно, не лучшее. Тут очень хорошо говорил товарищ директор о коллективе, где все заботятся друг о друге. Такого коллектива в нашей группе, мне кажется, пока нет. Но должен быть. Потому что без товарищей жить нельзя!

Жутаев резко махнул рукой и пошел со сцены.

— Правильно, Жутаев! — громко сказал кто-то и захлопал в ладоши.

Борис уже сел на свое место, а в зале все еще раздавались аплодисменты.