Товарищи офицеры. Смерть Гудериану!

Так ли это или нет, я не знал. Интересуясь историей, давно заметил, что у высшего фрицевского генералитета был эдакий фетиш: обязательно вести личный дневник. Причем подробный. Ну, типа сегодня на обед было то-то, а к ужину мы разгромили такую-то русскую дивизию. Отчего – понятия не имею, по крайней мере наши командиры подобной фигней практически не маялись. То ли надеялись на будущих мемуаристов, то ли просто считали, что выносить личные мысли на общественный суд как минимум аморально. Да и запрещалось, насколько помню, в нашей армии ведение любых дневников. По крайней мере, в одном я уверен: никому из советских военачальников не приходило в голову (да и прийти не могло, если уж честно) описывать секс со случайной польской официанткой в оккупированной Варшаве или что-то подобное. Ну, ладно-ладно, утрирую, конечно, но тем не менее. Эти же строчили без остановки.

Лично у меня складывалось впечатление, что все эти генералы, фельдмаршалы и прочие фон-бароны просто заранее предполагали возможность вернуться в рейх исключительно в цинковых ящиках, погруженных в чрева военно-транспортных «Ю-52». Вот и стремились оставить о себе хоть какую-то память для потомков. Нет, возможно, я и ошибаюсь, но, как говорится, ощущение было именно такое. В конце концов, о Нюрнберге они тогда точно не знали, но, вероятно, уже подозревали, ага…

Результаты же нашего поражения оказались весьма печальными: танки Гота форсировали Западную Двину и уже девятого июля вошли в Витебск. Дорога на Смоленск была практически открыта… Кстати, сын Сталина, Яков Джугашвили, 16 июля попавший в плен примерно в этих местах, о Лепельском контрударе говорил так: «Неудачи русских танковых войск объясняются не плохим качеством материала или вооружения, а неспособностью командования и отсутствием опыта маневрирования… Командиры бригад – дивизий – корпусов не в состоянии решать оперативные задачи. В особой степени это касается взаимодействия различных видов вооруженных сил

»[6].

Спать расхотелось мгновенно. Это что ж получается, если мы где-то неподалеку от Витебска, то есть шанс попытаться спасти Якова! Мизерный, конечно, шанс, но в наших условиях и такой подойдет. Тем более время до 16 июля пока есть. Да и вообще, почему б не выручить человека, о котором я в будущем слышал только хорошее? Между прочим, в отличие от мажористых отпрысков нынешних правителей и прочих олигархов, парень сражался с третьего дня войны. Зато и наша легализация в этом мире и времени в случае успеха куда проще пройдет: спасти сына Самого – это вам не с чужими документами на руках особистам лажу о выходе из окружения впаривать. Хотя кто его знает? Ну, в смысле их? Могут и наоборот, куда более серьезно начать копать, но в этом случае есть шанс, что разбираться с нами будут уже на куда более высоком уровне, что, скорее всего, плюс. На таком, где можно и намекнуть, откуда мы на самом деле. А еще из приятного: это ж какой козырь фрицы потеряют! Как же, не заполучили сына Сталина в плен! Да и Иосифу Виссарионовичу не придется свою знаменитую фразу «я лейтенантов на фельдмаршалов не меняю»[7] произносить. Хотя тут есть нюанс – пленение Якова ничем им особенно не помогло. Не тот человек Виссарионыч оказался, чтобы личное выше интересов народа и страны ставить, так что обломались они по полной…

«Эк ты, братец, раздухарился, – как водится, не к месту язвительно фыркнул внутренний голос. – «Спасем», «легализация», «откуда мы на самом деле». Угу, вот прямо счаззз! Всего-то и делов, что прорвать окружение, накрошив кучу фрицев, схватить Якова за шкирку и уйти к своим, попутно еще раз прорвав немецкое колечко. Как два пальца! Ты ж у нас вон какой крутой, драться умеешь и из огнестрела неплохо в армии стрелял. Пройдешь сквозь гитлеровцев, аки тот хрестоматийный горячий нож через масло, и все в шоколаде. Еще и сумку-другую зольдбухов набитых гансов в подтверждение собственной крутости притащишь».

Негромко фыркнув под нос, вынужден был признать правоту своего второго я. Собственно, я и сам не столь уж высоко оценивал шансы на успех: не как стремящиеся к нулю, конечно, но и больше десяти процентов из сотни не давал. Да и то в случае нехилого везения и прочего участия его величества случая. Если б хоть отряд окруженцев рыл в сотню подсобрать, да с оружием – тогда конечно. А так? Ой, вряд ли…