Все поднялись вслед за ним. Похожая на кратер вулкана в вершина Ремизовской сопки, несмотря на шестикилометровую дистанцию, была хорошо видна отсюда, с Песчаной. По Ремизовской степи огонь несколько дивизионов артиллерии, и когда на вершине рвалось много снарядов сразу, сопка дымилась так, словно внутри нее был разложен большой костер.
– Хорошо, если бы нас завернули на Ремизовскую, чтобы уж все, от начала до конца, – приставив к глазам бинокль, молодцевато сказал рыжий полковник.
Худяков промолчал. Ему, напротив, хотелось, чтобы их полк вывели из боя, потому что Ремизовскую, по всей видимости, успешно брали и так, а в полку были тяжелые потери. Но он промолчал, не желая вступать в спор, тем более ненужный, что полковник, по его мнению, только трепал, языком, а в душе думал так же, как он.
– Товарищ командир полка! – сказал ординарец, подходя к Худякову и называя его по должности, а не по званию, чтобы не обращаться к старшему по званию чужому командиру полка за разрешением обратиться к своему.
И Худяков и рыжий полковник обернулись одновременно.
– Здравствуйте, товарищ полковник, – козырнул ординарец и снова обратился к Худякову: – Тут Кольцов со своим взводом еще один офицерский блиндаж обнаружил. Метров двести отсюда. Просил доложить вам. Не посмотрите?
– Что я, блиндажей не видал, что ли? – лениво сказал Худяков, которого после еды клонило в сон.
– А в нем японцы, – сказал ординарец. – Он засыпан был. Мы с вами мимо ходили. А потом они изнутри прокопали амбразуру и очередь дали.
– Ах, вот чего! – Худяков вспомнил, что полчаса назад отметил про себя близкую пулеметную очередь, на которую, впрочем, как и все остальные, не обратил особенного внимания.
– Не посмотрите, как он их брать будет? – снова спросил ординарец.
– Ох мне этот Кольцов! – со смесью восхищения и раздражения сказал Саенко. – Опять с наганом в руке первым в дырку прыгать будет. И как его до сих пор не убило – просто не понимаю, честное слово! Пойдем, что ли, Валерий Александрович. Надо ему запретить, а?
– Надо запретить, – сказал Худяков и пошел, сопровождаемый Саенко, Лопатиным и рыжим полковником, которому идти было, собственно, незачем, но, раз здесь предстояла какая-то стрельба, он посчитал неудобным спешить на собственный командный пункт.
Спускаясь по склону сопки, Лопатин подумал, что еще никогда не видал такого зрелища смерти, какое открылось глазам с вершины Песчаной.
Земля была сплошь ископана воронками; в окопах, которые шли во много рядов, один за другим, изуродованные тела лежала местами так густо, что под ними не было видно дна окопа. А кругом валялось все то же, что и повсюду: карабины, винтовки, противогазы, ранцы из телячьей кожи, веера, котелки, записные книжки с вывалившимися из них фотографиями, вдавленные в землю бумажки с иероглифами, солдатские шапки, связки нанизанной, как грибы, мелкой сушеной рыбы, мешочки с галетами, рассыпанный рис.
Оставшийся раньше незамеченным блиндаж, к которому она подошли, находился в конце змеевидного, полузасыпанного землей окопа. В земле виднелась низкая дверь.
– Осторожней, товарищ майор! Левей не ходите! – крикнул Кольцов, стоявший на холме, насыпанном поверх блиндажа. – Там у них щель. Они оттуда очередь дали. Двоих бойцов положили!
Несколько красноармейцев из разведроты работали лопатами, срезая угол окопа и расчищая дорогу для броневика с сорокапятимиллиметровой пушкой. Он уже въехал в окоп и, ворча на малом газу, ожидал, когда впереди спрямят еще метр пространства. Тогда дверь блиндажа окажется прямо перед пушкой.
Сбоку на бруствере сидели два бойца с пулеметом, направленным на дверь блиндажа.
– Пулемет не берет! – возбужденно сказал Кольцов. – Наверное, у них с той стороны или плита, или котельное железо.
– Раскидали бы насыпь! – сказал Саенко.
– Долгая история, товарищ комиссар, – ответил Кольцов. – Сейчас по пушки дадим – будь здоров!
– Вон ты какой рассудительный стал, – сказал Саенко. – А мы с командиром полка боялись – ты с ножом в зубах туда полезешь.
– Бой на сегодняшний день закончился, товарищ батальонный комиссар, к вечеру помирать неохота. Не знаю, зачем эта японцы помирать хотят.
– А ты спроси их, – сказал Саенко.
– А я уже спрашивал.
– Еще раз предложите выйти и сдаться, – приказал Худяков.
Кольцов лег на покрытие блиндажа, сполз вниз так, что лицо его оказалось на уровне верхней части двери, и громко крикнул несколько слов по-японски.
– Что он им говорит? – спросил рыжий полковник у Худякова.
– Сдаваться предлагает.
Броневик с коротким ревом рванулся вперед, проехал метр, остановился и навел пушку на дверь блиндажа. Кольцов снова сполз вниз и крикнул по-японски те же слова, что кричал раньше.
– Молчат!
Он перемахнул с блиндажа на бруствер окопа, пробежал по нему несколько шагов, остановился рядом с броневиком я, постучав по броне, сказал:
– Давай!
Броневик коротко ударил из пушки и дернулся от отдачи.
Когда рассеялся дым и опал столб земли и песка, за развалившейся дверью стала видна черная дыра блиндажа. Пулеметчики сидели наготове у пулемета.