Традиции & авангард. Выпуск № 3

Евгений Борисович ухмыльнулся. Носком ботинка подопнул копилку. Вислый забубнил проклятия, но, подняв голову, замолчал: суровый нрав участкового известен ему на собственной шкуре. Или скорее на содержимом обеих фетровых шляп. Лишиться дневной выручки было даже больнее.

– Есть разговор.

Когда он говорит это таким тоном, без привычного фальшиво-дружеского «Ну что, как сидится?» – это означает, что ему нужна не половина дневной доли, как уговорено, а что-то еще. По огоньку в глазах стало понятно, что товарищ в погонах подсел на конька, на котором обычно его не увидишь.

– Пошли, – со вздохом отозвался Вислый, сгреб под полы залатанного советского ватника рабочие инструменты. Поднялся, забрал, бережно отряхнув от снега, стылую картонку. Рабочее место следовало содержать в чистоте, даже если эта чистота находится возле немытого тела.

Столовая «Диетическая» называлась так не потому, что в ней могли питаться больные диабетом или язвенники. Скорее тут имелась в виду диета для тех, у кого денег совсем немного. С десяти до семи в зале, оклеенном красными и белыми квадратами, сидели люди разной степени вынужденности. Студенты в тонких пуховиках. Старухи в многослойных шалях. Цыганки с бесконечным выводком детей. И – коллеги Вислого по несчастью.

Евгений Борисович уверенно подошел к темному столику, зажатому между вешалкой и туалетом. Он с грохотом поставил на стол два бледных чая в граненых стаканах и сейчас же разломал над одним из них бумажные палочки сахара. Крупинки с легким шелестом скатились вниз. Свой сахар Вислый картинно разорвал над желтым прокуренным языком: так вкуснее. Участковый брезгливо поморщился, сунул дырявое весло палки-размешивалки в чай.

– Стаканы купили, а ложечек нет…

– Ложечки слямзить проще, – отозвался Вислый, – а стоят они дороже… Когда они только открылись, я штук пятна…

– Заткнись, – грубо прервал его собеседник.

Бомж обиженно замолчал. Отпил чай. На вкус он был соломенным, как и на цвет, и отдавал веником – тем самым светлым веником, который заматывали в капроновую колготину, чтобы круглые у основания стебли не рассыпались в труху. Впрочем, сейчас образ веника вызывал скорее приятное умиление, чем отвращение, и Вислый расплылся в довольной улыбке. Евгений Борисович отхлебнул из своего стакана и фыркнул недовольным конем.

Чай разлетелся янтарными брызгами и осел крошечными каплями на зачатках темной щетины возле рта.

– Есть дело, – произнес влажный, обрызганный чаем рот.

– Какое? – пробормотал Вислый, усиленно отклеивая свой взгляд от квадратного с сальным блеском лица.

– Мне нужно знать, кто орудует с вывесками. Может, ты видел чего или слухи ходят по району… – Евгений Борисович буравил информатора пристальным взглядом.

Информатор зябко поежился, опустил глаза к поцарапанному пластику столешницы. У самой кромки кто-то нацарапал слово «Рита».

– Не видел, – пробормотал он. – Не знаю. Щас зима, я рано ухожу. Холодно на улице долго сидеть. Реально инвалидом стать можно.

– Значит, не знаешь… – задумчиво протянул Евгений Борисович. – А если подумать? Может, кто их на цветмет спиливает или ещё чего?

– Цветмет? – Вислый осклабился. – Да в них металла с гулькин нос! То ли дело провод в Чистяках…

И замолчал, испуганно уставившись на собеседника.

– Продолжай, – властно потребовал Евгений Борисович. – Провод, говоришь, срезали в коттеджном поселке Чистые Ручьи?

– Нннну… это… да. Сам не видел, слыхал только.

Чистые ручьи проходили в деле Озерцова красной ниткой. Погасшие дома, поломанная свадьба. И это опять не то, что он ищет. Он поежился от неприятного чувства, что делает работу за соседа по кабинету.

– Только мастера проложили новый кабель – той же ночью кто-то откопал. Будто знали, где надо искать, – хирургически извлекли.

– Откуда только слова такие знаешь, – ухмыльнулся снова Евгений. – Хирургически.

Вислый завращал головой, как испуганный воробей. Шляпа на макушке угрожающе задергалась, собираясь свалиться.

– Пора мне, – бросил он коротко. – Сегодня на углу у школы бесплатно гречу с котлетами дают. Извини, начальник…

* * *

– Я ничего ему не сказал, – шептал он торопливо во тьму поддверной щели, в которую заползал гибкий черный кабель. – Ничего, слышите?

Темнота молчала, но в этом молчании ощущалось уверенное одобрение.

Вислый погладил дверь ладонью. В его углу из вспоротых ватных одеял было уже сплетено уютное подобие круглого гнезда. Возле гнезда кабель раздваивался, и заканчивался у тканевой кромки советской плитой с раскаленной докрасна спиралью. На ней грелась вырезанная из жестяной банки кружка с густым черным (не то что в диетической) байховым отваром.

Теперь Вислый жил в этом недострое как в настоящей квартире: есть стены, пол и теперь даже свет. До ветру и по делам более серьезным Вислый старался ходить на улицу, если за стеной не трещал мороз. Пока здесь не пролег магический змей-провод, было туго: чтобы не замерзнуть, завернуться надо было в несколько тулупов. Иногда он сжигал мусор в металлическом тазу, и тот принимался беспощадно чадить и кусать глаза.