Траектории СПИДа. Книга третья. Александра

– Разложение верхних слоев в Брежневский период охватило многие регионы, и недооценивать, упрощать этого нельзя. Загнивание, видимо, глубже, чем некоторые предполагают, и мафия, знаю по Москве, существует определённо.

Вопросы социальной справедливости. Конечно, по-крупному, на социалистических принципах, они у нас решены. Но остались некоторые вопросы, которые не решаются, вызывают возмущение людей, снижают авторитет партии, пагубно действуют и на темпы перестройки.

Моё мнение. Должно быть так: если чего-то не хватает у нас, в социалистическом обществе, то нехватку должен ощущать в равной степени каждый без исключения. А разный вклад труда в общество регулировать разной зарплатой. Надо, наконец, ликвидировать продовольственные "пайки" для, так сказать, "голодающей номенклатуры", исключить элитарность в обществе, исключить и по существу, и по форме слово "спец" из нашего лексикона, так как у нас нет спецкоммунистов.

Думаю, что это очень поможет работать с людьми партийным работникам, поможет перестройке.

Структура и сокращение партийного аппарата. Не будет осуществлён ленинский призыв "Вся власть – Советам!" при столь могучем партийном аппарате. Предлагаю сократить аппарат в обкомах в 2 – 3 раза, в ЦК в 6 – 10 раз, с ликвидацией отраслевых отделов.

Слушаешь такого оратора и кажется, что герой перед тобой, верный ленинец, борец за светлое будущее коммунистического общества, коммунист до мозга костей, непримиримый борец против неравенства, против привилегий у одних перед другими. Но, обрисовав себя таким образом, Ельцин приступил, наконец, и к собственной, так сказать, личной проблеме.

– Товарищи делегаты! Щепетильный вопрос. Я хотел обратиться только по вопросу политической реабилитации меня лично после октябрьского Пленума ЦК.

Тут, правда, зал зашумел, то ли одобряя, то ли оттого, что устали слушать или возражали против реабилитации. Однако верный соратник Горбачёв помог своим авторитетом и положением председателя суда:

– Борис Николаевич, говори, просят. Я думаю, товарищи, давайте мы с дела Ельцина снимем тайну. Пусть всё, что считает Борис Николаевич нужным сказать, скажет. А если у нас с вами появится необходимость, то мы тоже можем потом сказать. Пожалуйста, Борис Николаевич.

Горбачёву казалось, что он держит руку на пульсе, и Ельцин продолжал:

– Товарищи делегаты! Реабилитация через 50 лет сейчас стала привычной, и это хорошо действует на оздоровление общества. Но я лично прошу политической реабилитации всё же при жизни. Считаю этот вопрос принципиальным, уместным в свете провозглашённого в докладе и в выступлениях социалистического плюрализма мнений, свободы критики, терпимости к оппоненту.

Вы знаете, что моё выступление на октябрьском Пленуме ЦК КПСС решением Пленума было признано "политически ошибочным". Но вопросы, поднятые там, на Пленуме, неоднократно поднимались прессой, ставились коммунистами. В эти дни все эти вопросы практически звучали вот с этой трибуны и в докладе и в выступлениях. Я считаю, что единственной моей ошибкой в выступлении было то, что я выступил не вовремя – перед 70-летием Октября.

Видимо, всем нам надо овладевать правилами политической дискуссии, терпеть мнение оппонентов, как это делал В. И. Ленин, не навешивать сразу ярлыки и не считать еретиками.

Товарищи делегаты! И в выступлениях на конференции, и в моём выступлении полностью нашли отражение вопросы, высказанные мною на октябрьском (1987 г.) Пленуме ЦК КПСС. Я остро переживаю случившееся и прошу конференцию отменить решение Пленума по этому вопросу. Если сочтёте возможным отменить, тем самым реабилитируете меня в глазах коммунистов. И это не только личное, это будет в духе перестройки, это будет демократично и, как мне кажется, поможет ей, добавив уверенности людям.

Да, обновление общества даётся тяжело. Но сдвиги, пусть небольшие, есть, и сама жизнь заставляет нас идти только по этому пути.

Соломенцев, на которого ополчился в своём выступлении Ельцин, в этот день вёл заседание, приглашал Ельцина к трибуне, и всё время сидел как оплёванный, пока не закончилось это мучение, и он, в конце концов, смог объявить долгожданный перерыв. Но настоящий суд для Ельцина только тогда и начался, когда кончился перерыв. Выступая, он чувствовал себя прокурором. Но роли быстро поменялись. Режиссёрами спектакля пока были другие люди.

Первым после перерыва выступил первый секретарь Татарского обкома, член ЦК партии Усманов и сразу же начал с Ельцина. Разделив речь предыдущего оратора на две части, опустив преамбулу с Лигачёвым, основной упор был сделан на обращение о реабилитации:

– …Что касается второй части выступления товарища Ельцина, его политической реабилитации. Здесь присутствуют все члены ЦК, которые принимали участие в работе октябрьского Пленума. Борис Николаевич сказал здесь, что единственную ошибку он допустил, выступив тогда не вовремя.