Траектория жизни. Между вчера и завтра

Конечно, в Златоусте, кроме работы, были и отдых, и развлечения. Самым любимым делом стала охота на тетерева, на рябчиков. Как правило, отправлялся весной или осенью с приятелями, а то и один (и интереснее, и более рискованно: поговаривали, что в тамошней тайге еще обитают рыси и даже медведи) в ночь на воскресенье в горы. Нравился сам процесс: сборы, снаряжение, ружья, патроны, запасы еды, устройство ночлега. Уже в темноте найти большой, более-менее плоский камень, разжечь на нем костер, чтобы нагреть его: ночи-то холодные. Затем смести с камня угли и пепел, накрыть лапником, улечься спать и не проспать! Затемно успеть добраться до выбранного места засады и ждать начала тока. А к вечеру опять многочасовой путь через тайгу и болота — домой. Добычи, как правило, не было. Это огорчало, но к следующей вылазке уже прочно забывалось. Зимой по воскресеньям (если не было аврала какого-нибудь) — лыжи. Горы-то небольшие и некрутые, но опыта настоящего лыжника, конечно, не было, и я часто падал на каком-нибудь спуске, тут же, пытаясь реабилитироваться перед собой, повторял спуск и опять падал: иногда застревал на целый день на одном и том же склоне.

Кстати, когда потом я перешел в НИИ-4, увлечение охотой осталось, и иногда, поздней осенью, я ездил охотиться на уток на Рыбинское водохранилище. Иногда возвращался с крупной добычей, оправдывавшей и долгую дорогу, и многочасовую борьбу в засаде с холодным ветром, ледяной водой (подбитых уток приходилось доставать самому, иначе их угонит ветер!). Зимой порой ездил на зайцев, исполняя одновременно и роль стрелка, и роль охотничьей собаки, чаще без успеха. Видно, охотничий инстинкт глубоко в природе человека. Он остался в нас еще с тех времен, когда мы, люди, еще не очень далеко отошли от наших «братьев меньших» — животных-хищников. Охота долгое время оставалась едва ли не самым большим (но, увы, очень редким) для меня удовольствием. Но как-то, после очередной «вылазки», вдруг понял: никого не хочу убивать, это противно моей природе, да и природе цивилизованного человека вообще. Хищники имеют на это право, а я нет. Больше никогда не охотился.

Работа в Уральском КБ шла авральная, с восьми утра до позднего вечера. Впрочем, как это часто бывает, в аврал включались немногие, только, так сказать, непосредственно отвечающие за пуск линии сборки и сварки. А остальные, непричастные, наблюдали. Приходилось работать за троих. И конструктором (вот когда набил руку на чертежах, а шишки на лбу — на собственных ошибках, их выявлении и исправлении), и снабженцем, и слесарем. Я не большой любитель по части всякого рукоделия, но куда деваться? Надо было, и пилил, точил, варил.

В начале января 1950 года линию удалось запустить. Начальник докладывал министру телеграммой (документ!): «Феоктистов начал варить хвостовые отсеки». Судя по всему, на заводе мне была уготована долгая славная жизнь, но судьба наконец повернулась ко мне лицом.

В том январе 1950 года меня послали в составе группы молодых инженеров на стажировку (на целых полгода!). И не куда-нибудь, а в Подлипки, в королёвское КБ. Главный конструктор, однако, не обратил внимания на молодого провинциального инженера и отнюдь не принял его под свою опеку. Все оказалось намного сложнее и произошло не так скоро. Во-первых, космические корабли для Королева были тогда еще где-то далеко за горизонтом. Во-вторых, я приехал на стажировку уже патриотом своего КБ.

После стажировки вернулся в свое КБ и стал работать проектантом. Но через год решил поступить в аспирантуру в один из научно-исследовательских институтов. Еще на стажировке узнал, что в подмосковном военном научно-исследовательском институте НИИ-4 Михаил Клавдиевич Тихонравов организовал группу инженеров, занимавшуюся исследованием проблем создания мощных ракет и, может быть, даже космических аппаратов, что у него есть группа аспирантов.

Родился Тихонравов в 1900 году во Владимире. В 1919 году вступил в Красную Армию, а на следующий год был зачислен курсантом в Институт инженеров Красного воздушного флота, тот, который потом стал Военно-воздушной инженерной академией имени Жуковского. В двадцатых годах он занялся конструированием планеров, и, надо сказать, его планеры с успехом летали на всесоюзных соревнованиях. Тогда, кстати, он познакомился с Королевым.

Закончив академию, Тихонравов поступил на работу конструктором в КБ Поликарпова, принял участие в создании ряда первых наших самолетов. В 1931 году возглавил группу моторного оборудования в Центральном авиационном КБ имени Менжинского. Написал несколько брошюр в этой области. В 1933 году перешел работать в ГИРД (Группу изучения ракетного движения). Там он возглавил бригаду, занимавшуюся разработкой ракетных двигателей и ракет на жидком топливе. Начальником ГИРДа и руководителем бригады крылатых ракетных аппаратов был Королев, руководителями других бригад Цандер и Победоносцев. В 1933 году была запущена наша первая жидкостная ракета конструкции Тихонравова. Руководил запуском Королев.