Трафальгарский ветер

В изложении адмирала все это звучало весьма убедительно, но у Хорнблоуэра на душе по-прежнему скребли кошки. Хотя упрекнуть себя ему было не в чем, подспудно он был почему-то уверен, что при дальнейшем определении его судьбы чиновники Адмиралтейства обязательно придерутся к этому моменту, дабы уклониться от платы по счетам или же существенно уменьшить набежавший долг. Хорнблоуэр понимал, что с такой ничтожной выслугой он не может претендовать на командование линейным кораблем или большим фрегатом. Но уж один из малых фрегатов ему вполне могли отдать под команду. Теперь же и такая перспектива начинала таять, словно утренний туман в здешних широтах. Бриг или военный шлюп последнего, шестого класса, — вот и все, на что он сможет рассчитывать. И неизвестно еще, сколько придется ждать…

Нельсон все это тоже понимал. Произнося утешительные слова и преувеличивая заслуги капитана, он все же считал в глубине души, особенно в свете полученных сведений, что миссия Хорнблоуэра потерпела неудачу, да и вообще не так уж необходимо было все это затевать. Рассуждая подобным образом, адмирал в чем-то отходил от логики, забывая о собственных словах, но высокое начальство редко снисходит до логических рассуждений, больше полагаясь на собственное мнение и интуицию. Как бы там ни было, лорду Нельсону было немного жаль капитана, чем-то напоминавшего ему себя самого в молодости, и он обещал Хорнблоуэру присовокупить к его будущему рапорту на имя Марсдена свой отзыв о его действиях. Со стороны адмирала столь великодушное предложение было неожиданным и очень щедрым подарком. Если Нельсон одержит победу — а в этом Хорнблоуэр почти не сомневался, — рекомендация за подписью адмирала приобретет небывалый вес и запросто может перетянуть ту чашу весов, на которой будет лежать будущее молодого капитана.

Значительно ободрившись, Горацио в дальнейшем уже не так сильно переживал. Очутившись на палубе боевого корабля, он обрел душевное равновесие и снова стал самим собой. Правда, некоторая отчужденность офицеров кают-компании действовала ему на нервы, но тут уж обижаться, как уже было сказано, он оснований не имел.

Он выбрал это место на бизань-мачте, повинуясь внезапному импульсу, и впоследствии никогда об этом не жалел, хотя был во время боя на волосок от смерти. В таком выборе, однако, имелся и свой резон. Хорнблоуэр мог присоединиться к адмиральской свите или напроситься в помощь командиру одной из батарейных палуб, но на шканцах и возле орудий он ощущал бы себя только винтиком слаженной боевой машины, какой являлся мощный линейный корабль в сплаве с отлично обученным экипажем. А здесь, на топе бизани, он мог действовать независимо и самостоятельно. Немного неудобно было оттого, что пришлось прогнать законного командира, молоденького мичмана, но Хорнблоуэр утешал себя тем, что оказал юноше, по сути дела, большую услугу: того отправили вместе с расчетом в помощь корабельному хирургу, а лазарет во время сражения считался самым безопасным местом, в отличие от топа бизани, где риск быть подстреленным или свалиться в море вместе со сбитой ядром мачтой был несравненно выше.

Хорнблоуэр еще раз окинул взглядом свои новые владения. Все на месте, не считая картузов с порохом. Их поднимут наверх только после сигнала боевой тревоги — обычная предосторожность на парусных судах. Капитан мысленно расставил своих людей. Сам он, разумеется, будет номером первым в орудийном расчете. Вторым номером и заряжающим вызвался сам граф Миранда. Услышав о решении Горацио принять участие в бою «на самой макушке», как выразился дон Франсиско, отважный испанец без колебаний предложил свои услуги, а также настоял на участии Рикардо и пятерых легионеров. Все вместе они образовали полный боевой расчет. Один месье Виллебуа не смог присоединиться к товарищам. Его уже не было на «Виктории». По просьбе адмирала Коллингвуда, назначенного командовать одной из двух колонн, на которые разбилась эскадра согласно диспозиции, изложенной в приказе, получившим впоследствии название «Меморандум Нельсона», француз был переправлен на флагманский корабль Коллингвуда «Монарх», где ему предстояло выполнять обязанности переводчика.

Все, от последнего юнги до убеленного сединами адмирала, предвкушали громкую победу, трофеи, множество пленных и, конечно, призы.