Именно об этом вопили упоминающиеся выше результаты военных учений и игр, проведенных Тухачевским и К° в 30-е гг., на что и ссылался Я. М. Жигур (к слову сказать, на «результатах» именно этих учений и был выверенно точно построен «План поражения» Тухачевского, о чем гитлерюги знали также точно, иначе не запланировали бы взятие Минска на 5-й день агрессии еще на рубеже 1936 — 1937 гг.; однако куда большую оторопь в свете всего вышеизложенного вызывает то обстоятельство, что этот же график агрессии был сохранен до 22 июня 1941 г. и с крайне незначительными отклонениями был претворен гитлерюгами в жизнь).
Наконец, именно на это, к глубочайшему сожалению и прискорбию, фактически были нацелены войска Первого стратегического эшелона, о чем, с присущей ему изысканной деликатностью, главный военный историк современной России генерал МА. Гареев написал следующее: «Накануне войны в какой-то момент было упущено из виду то важнейшее обстоятельство, что в случае начала военных действий и в политическом и в военном отношении нельзя исходить только из собственных пожеланий и побуждений, не учитывая, что противник будет стремиться делать все так и тогда, когда это удобно и выгодно ему», а «идея непременного перенесения войны с самого ее начала на территорию противника… настолько увлекла некоторых руководящих военных работников, что возможность ведения военных действий на своей территории практически исключалась. Конечно, это отрицательно сказалось на подготовке не только обороны, но и в целом театров военных действий в глубине своей территории»![435]