И хотя в международном плане я и мои коллеги не находили каких-либо убедительных доводов для оправдания ввода войск, мы полагали, что конкретный ход событий в Афганистане будет иным, чем получилось в действительности. Как раз это и свидетельствует о том, что мы неправильно анализировали ситуацию, не замечали тех факторов, которые привели к тому, что сопротивление внутри Афганистана не только не ослабло после ввода наших войск, но, наоборот, стало расти.
Если бы во внутрипартийной борьбе победил Тараки, я думаю, что ему тоже пришлось бы попросить СССР о вводе войск. Дело в том, что для людей, взявшихся за оружие и выступивших против кабульского правительства, разница между Н. М. Тараки и X. Амином была не такой уж принципиальной: все равно — это был режим, который не соответствовал их представлениям о том, каким должно быть правительство в Кабуле. Но ввод наших войск при Н. М. Тараки, возможно, не произвел бы такого драматического эффекта разорвавшейся на весь мир бомбы, как это было в те декабрьские дни 1979 г.
Первая реакция на Западе была такая: войдя в Афганистан, русские сделали первый прыжок к Индийскому океану, к Персидскому заливу, к нефти Аравийского полуострова. Я помню, мне пришлось потратить тогда немало времени в разговорах с моими американскими коллегами, разубеждая их в этом мнении…»
Если уж не на высоте оказались наши аналитики, то что было говорить о советских руководителях, принимавших решение на ввод войск. Они надеялись победить в этом конфликте, действуя по принципу, что победителей не судит даже история, не то что люди. Хотя справедливости ради надо сказать, что на выводы и прогнозы аналитиков не очень-то и обращали внимание.
Об этом можно судить на основании выдержек из аналитической записки Института экономики мировой социалистической системы: