— А я говорю вам, что она работает! Я уверен, что она соткала уже порядочный кусок своего савана; у нее есть милые друзья, которые помогают ей в этом, например, герцог де Куаньи. Вы знаете, кто такой герцог де Куаньи?
— Ей-богу, не знаю! Я при дворе не бываю и незнаком со всякой придворной дрянью!
— Вы правы, там все — дрянь! — с отвратительным смехом подхватил незнакомец. — И я хорошо знаю это; ведь я, к сожалению, не могу, как вы, сказать, что не бываю при дворе: я попал туда, но мое удаление оттуда наделает больше шума, чем мое появление. А герцог де Куаньи вот кто: он — один из троих главных возлюбленных австрийской султанши.
— Да, это презабавно! — сказал сапожник. — Какой вы потешный чудак! Так у королевы есть возлюбленные?
— Да ведь вы слыхали, что сказал герцог Безанваль, когда австриячка невестой выезжала в Париж: «Смотрите, мадам, эти сотни тысяч парижан — это все ваши обожатели!» Вот она и хочет, чтобы слова герцога оправдались. Подождите, и до вас дойдет очередь! И вы будете нежно прижимать к губам ручку прекрасной австриячки!
— Будьте уверены, — сердито сказал Симон, — что я так крепко сжал бы ее, что на ней навеки остался бы след! Ну а кто же двое ее других возлюбленных?
— Второй — прекрасный де Адемар, дурак, пустомеля и фат. Но он красив и умеет веселиться, а наша королева любит смеяться и вообще порядочная гуляка; про это всякий знает, особенно со времени ноктурналий на дворцовой террасе.
— Ноктурналии? Это что такое?
— Эх вы, невинное дитя! Так называются ночные прогулки, которые наша королева устраивала по ночам, при лунном свете, на дворцовой террасе в Версале. Да, да, превеселое было время! Железные решетки парка не запирались, и возлюбленный народ мог свободно гулять вместе с королевой при лунном сиянии и звуках музыки, скрытой в кустах. Спросите-ка красавца унтер-офицера уланского полка; он расскажет вам, как сам сидел там на скамейке между двумя прелестными женщинами в белых платьях и хохотал с ними так, что животики надорвал! Он расскажет вам, как Мария-Антуанетта умеет смеяться и какие знатные шуточки можно выкидывать с ее королевским величеством!
— Эх, хотелось бы мне познакомиться с ним, да чтобы он рассказал мне все это! — произнес Симон, сжимая кулаки. — Во всяком случае меня радует, когда я слышу что-нибудь дурное про австриячку, потому что я ненавижу ее так же, как и всю придворную дрянь. С чего они рядятся да чванятся, когда мы должны работать и мучиться с восхода до заката? Я думаю, что и сам я ничем не хуже короля, и моя жена была бы так же красива, как королева, если бы носила такие же красивые платья да разъезжала в золотых каретах! Почему они знатные, а мы нет?
— Я вам скажу почему: потому что мы позволяем им считать себя какими-то богами, пред которыми народ, или, как они говорят, чернь, должен стоять на коленях! Но… терпение! Терпение! Наступит час, когда народ принудит их самих стоять на коленях и молить о помиловании! Но милости они не добьются: они понесут наказание!
— Ух, хотел бы я, чтобы это время уже наступило и чтобы я видел, как их накажут! — сказал сапожник.
— Это, милый мой, зависит от вас самих. Вы можете приложить руку к тому, чтобы это время пришло скорее.
— Но что я могу сделать? Скажите! Я на все готов.
— Вы можете помочь точить нож, чтобы он потом хорошо резал, — с злою усмешкой сказал незнакомец. — Нечего смотреть на меня с таким удивлением, брат мой! В добром, старом Париже уже много таких точильщиков, и, если вы хотите примкнуть к нашему обществу, приходите сегодня вечером ко мне; я познакомлю вас с нашим кружком.
— Где же вы живете и как вас зовут? — спросил сапожник, сгорая от нетерпения.
— Я живу в конюшнях графа д’Артуа, а зовут меня Жан-Поль Марат.
— В конюшне! Честное слово, я не думал, что вы — рейткнехт или кучер! Удивительный, должно быть, вид, когда вы сидите на лошади!
— Вы думаете, что жабе это не к лицу? Вы правы, брат Симон! Но я с лошадьми не имею никакого дела: я лечу конюхов, добрый брат Симон, и могу уверить вас, что доктор я довольно искусный и починил уже не одного конюха и жокея, так как заведующий конюшнями милого графа д’Артуа имеет привычку прибегать к бичу. Итак, вы можете прийти ко мне сегодня не только для того, чтобы я ввел вас в хорошее общество, но и в том случае, если вы больны. Я лечу братьев из народа даром, так как братья не должны брать друг с друга деньги. Прощайте, жду вас! Да, вот еще что: так как мегера, охраняющая мое жилище, не знает вас, то, наверное, скажет вам, что меня нет дома; поэтому вот вам наш лозунг: «Свобода, равенство, братство». Прощайте!
Марат отвратительно осклабился, кивнул сапожнику и быстро, несмотря на хромоту, направился через площадь к ратуше. Симон смотрел ему вслед, забавляясь этой комичной фигурой в высокой черной шляпе, как вдруг ему пришла в голову одна мысль, и он поспешно догнал уходившего.
— Ну, что такое? — спросил Марат, опуская руку в карман. — Разве я что-нибудь забыл? Платок у меня в кармане, также и кусок хлеба, составляющий мой завтрак.