Читаем «Трагическая эротика» полностью

Конфликт в этих различных показаниях переворачивался: доносчик представал как обвиняемый в совершении того же преступления – оскорблении императора, обвиняемый противопоставлял своему оппоненту свой донос. Но что стояло за этой ссорой? Нежелание крестьян исполнять обязанности представителя власти в деревне (такие случаи встречаются и в других делах)? Борьба за эту должность? Какой-то неизвестный нам деревенский конфликт, лишь оформленный с помощью символа власти?

Нередко старосты, старшины и писаря использовали наличие царского портрета, обязательно находившегося в сельском или волостном правлении. Они указывали на него непокорным крестьянам и настоятельно требовали не ругаться в присутствии этого важного символа власти (не кричать, не курить, снять шапку). Раздраженный оппонент представителей сельской власти нередко после этих слов отпускал какое-то неосторожное и грубое замечание по адресу портрета или оригинала в присутствии свидетелей и должностных лиц, после чего немедленно следовал донос, а иногда и арест на месте. Иначе говоря, и в этих случаях представители сельской власти намеренно провоцировали земляков-крестьян, побуждая их совершить государственное преступление в своем присутствии.

Так, в марте 1916 года 43-летний крестьянин Томской губернии Л.С. Рогов пьяный зашел в сельское правление. Он не снял шапку в помещении, закурил папиросу и стал ругать сельского писаря. Последний предложил Рогову немедленно снять головной убор и прекратить курить в присутственном месте, при этом писарь торжественно указал на висевший в канцелярии портрет императора. Тогда Рогов, не снимая шапки, произнес: «Портрет ГОСУДАРЯ, попросту сказать, для меня ничего не составляет, я не признаю никаких портретов, а имею право быть в шапке и курить». Затем, разумеется, последовал на него донос. Был ли писарь искренне оскорблен поведением крестьянина? Желал ли он избежать неприятного для себя разговора? Хотел ли он отомстить односельчанину? Внешне похож и случай 50-летнего земляка Рогова, который произошел в апреле того же года. Пьяный крестьянин пришел в волостное правление к писарю с просьбой о выдаче ему пособия, ввиду призыва двух своих сыновей на военную службу. Получив отказ, он начал ругаться площадной бранью. Сторож правления заметил, что в присутственном месте ругаться нельзя, ибо на стене висит портрет государя императора. Возбужденный крестьянин сказал: «Этот … (брань) наш кровопийца». Тогда в конфликт вмешался сельский староста, по его распоряжению крестьянин был заключен в «каталажную камеру». Однако буйный арестант взломал дверь арестного помещения и самовольно ушел. Тогда против него было возбуждено и уголовное дело104

.

Но иногда на такой конфликт с сельским начальством шли и совершенно трезвые люди. Свое поведение в некоторых случаях они обосновывали рационально, политически, сознательно подчеркивая свое равенство с царем. Так, саратовский крестьянин, отказавшийся снять шапку в волостном правлении, заявил: «Я сам себе государь»105

.

Похожей была и реакция 43-летнего донского казака Николая Пундикова, который в поселковом правлении затеял ссору с другим казаком. Поселковый атаман потребовал, чтобы он вел себя прилично, ибо в помещении висит портрет императора. Обвиняемый же в ответ сказал: «… (площадная брань) с вашим ГОСУДАРЕМ и портретом, У меня своих пять есть. Я вашему ГОСУДАРЮ не подчиняюсь. Я сам Николай»106.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Хроника белого террора в России. Репрессии и самосуды (1917–1920 гг.)
Хроника белого террора в России. Репрессии и самосуды (1917–1920 гг.)

Поэтизируя и идеализируя Белое движение, многие исследователи заметно преуменьшают количество жертв на территории антибольшевистской России и подвергают сомнению наличие законодательных основ этого террора. Имеющиеся данные о массовых расстрелах они сводят к самосудной практике отдельных представителей военных властей и последствиям «фронтового» террора.Историк И. С. Ратьковский, опираясь на документальные источники (приказы, распоряжения, телеграммы), указывает на прямую ответственность руководителей белого движения за них не только в прифронтовой зоне, но и глубоко в тылу. Атаманские расправы в Сибири вполне сочетались с карательной практикой генералов С.Н. Розанова, П.П. Иванова-Ринова, В.И. Волкова, которая велась с ведома адмирала А.В. Колчака.

Илья Сергеевич Ратьковский

Документальная литература