Он прерывает меня, и даже голос в его сознании звучит жестко:
Слезы наполняют мои глаза, но когда первая из них грозит упасть, он протягивает руку, чтобы подхватить ее. Даже в темноте комнаты я вижу боль в его глазах. Я хочу потянуться к нему, чтобы исправить это так же, как он уладил все страхи, боль и неприятности в моей жизни с того момента, как решил впустить меня.
А некоторые и задолго до этого.
Но я не хочу отстраняться от Нокса. Звук его сердцебиения — единственное, что удерживает меня сейчас от распада, и мне страшно отпустить его даже на минуту, но Норт знает.
Норт всегда знает.
Он кивает мне, не произнося ни слова, отдавая, отдавая и отдавая своему брату без вопросов и осуждения, отдавая ему все, что может, словно пытаясь заполнить пустоту. Он отдал бы все и мне. Даже в состоянии паники я не могу отрицать этого сейчас, когда он лежит здесь, рядом со мной. Он отдал бы все, пока у него не осталось бы ничего для себя, я уверена в этом.
Глава 18
Нокс
Я не люблю делить свою постель с
Из этого правила никогда не было исключения.
Мысль о том, что рядом с моим телом всю ночь будет лежать другое, вызывает отвращение, обнажает во всех худших смыслах, и я никогда не собирался рисковать тем, что мне приснится кошмар и мои теневые существа разорвут кого-то на части только из-за демонов в моей голове. Единственным человеком, которому я позволял входить в свои комнаты до всего этого дерьма со Связью, был Норт, и то только потому, что какая-то часть меня чувствует себя в долгу перед ним.
Он несет много груза на своих плечах, благодаря мне.
Единственная причина, по которой я позволил Олеандр спать в моей постели, как в особняке Дрейвенов, так и здесь, в Убежище, заключалась в том, что мои узы настаивали на этом. Я боролся с ними на каждом шагу. В конце концов, угрозы, которые они шептали мне, вещи, которые они обещали сделать, как только завладеют моим телом, — всего этого было более чем достаточно, чтобы я уступил в этом вопросе, приоткрыв дверь на самую малость, чтобы позволить ей заглянуть в пространство, которое я занимаю в этой темной адской дыре. Я был так уверен, что останусь тверд в своих убеждениях и не допущу ее в свою голову.
Я ошибался.
Я также рад, что ошибался.
Я просыпаюсь рядом с Олеандр, ее лицо повернуто к моему, даже когда Норт обернулся вокруг нее, как одеяло. Ее губы так близко к моим, настолько близко, что когда она вздыхает во сне, я чувствую ее дыхание, словно ласку на своей коже. Горловина рубашки, в которую она одета, низко натянута на ее теле и демонстрирует плавные линии шеи и плеч.
Я хочу испортить там кожу, пометить ее, убедиться, что, когда она выйдет из этой комнаты, все точно будут знать, кому она принадлежит. Я хочу держать ее здесь весь день, владеть ее временем, ее телом и каждой ее мыслью так, как она стала владеть моими.
Я хочу все это для себя, и мой брат, лежащий с нами в кровати, — единственное, что меня останавливает.
На телефоне меня ждет текстовое сообщение от Грифона — напоминание о том, что сегодня утром нас ждет дебрифинг по поводу встречи с лидерами Неодаренных. Я нашел более чем достаточно упоминаний о пустоглазых богах в новых документах, которые необходимо обсудить, поэтому, как бы я ни ненавидел сидеть и болтать о всякой ерунде, вместо того чтобы что-то делать, мне не терпится приступить к этому обсуждению.
Мы не можем больше игнорировать то, что я обнаружил.
Мы не можем просто сидеть и ждать, пока с нами что-то случится, вместо того, чтобы начать действовать, независимо от того, насколько осторожными хотят быть все остальные. Лучше использовать все, что есть в нашем распоряжении, а с Олеандр это большая огневая мощь.
Я осторожно выбираюсь из кровати и направляюсь в душ, избегая теневых существ, которые все еще счастливо спят. После моей смерти они стали более послушными и сонными, но сила, которую узы Олеандр послали мне в Пустоши, снова взбодрила их. Я знаю, что это временно, что возвращение к владению собственным Даром все исправит, но все равно неприятно видеть их такими.
Тот факт, что они позволили Норту и Августу войти сюда прошлой ночью без боя, говорит о многом.
Когда я выхожу из душа с мокрыми волосами и вижу, что Процел радостно сидит у двери и ждет меня, я слышу это. Я жду жжения отвращения в горле или даже давления ревности в нутре, но там ничего нет. Никакой реакции, кроме, может быть, желания присоединиться.
Чуждая концепция, если таковая когда-либо существовала.