Я чувствую ее прилив счастья через связь.
Киран помогает ей с формой по моей просьбе, потому что я слишком поглощен планированием, чтобы должным образом сосредоточиться на том, что нужно моей Привязанной.
Надвигающийся дедлайн нашей следующей миссии висит над нашими головами.
Просто потому, что остальные и я собираемся сделать все, что в наших силах, чтобы ей никогда не пришлось вступать врукопашную, еще не значит, что мы преуспеем в этом, и я никогда не захочу сожалеть о том, как многому ее здесь научили.
У меня и так слишком много сожалений, когда дело касается ее.
Она посылает мне свое чувство удовлетворения от моих слов, эмоции разливаются в моей груди так же, как если бы я чувствовал их сам.
Нокс скорее отгрызет себе руку, чем позволит кому-то из нас спать в его комнате. Тот факт, что он впустил туда Норта, когда Оли взбесилась, говорит об изменении их отношений больше, чем все остальное, что произошло с тех пор.
Норт трижды перечитывает бумагу в своей руке, пока лифт спускает нас в камеры внизу. Неважно, что он прочитал эту информацию уже дюжину раз в безопасности своего кабинета; он все еще прорабатывает ее так же, как и я, словно пытаясь запомнить.
— Насколько мы можем быть в этом уверены? — бормочет он, и хотя я знаю, что он разговаривает сам с собой, я отвечаю.
— Настолько, насколько мы вообще можем быть в чем-то уверены. Нам все равно придется действовать так, как будто это мина-ловушка, но Эванс уже проверил три лагеря. Все они там, и, насколько он может судить, информация точная.
Он снова кивает, как и в любой другой раз, когда я сообщал ему это, но я не виню его за неверие.
Я и сам с ним борюсь.
Было бы намного проще, если бы мать Атласа сдалась. Окажись она здесь, передо мной, я бы с легкостью покопался в ее мозгах, пока не нашел бы хоть какой-то намек на ложь, но когда на деле нет ничего, кроме конкретной, неопровержимой информации, приходится искать другие пути.
Мы еще не сказали Атласу.
У нас нет секретов ни от него, ни от Оли, но мы планируем получить как можно больше информации, прежде чем вернуться домой сегодня вечером, чтобы встретиться с ними и рассказать, что происходит.
Надеюсь, это не выйдет нам всем боком.
Мы хотим иметь собственное мнение о ситуации, прежде чем узнаем мнение Атласа, потому что, как бы мы ни старались сохранять нейтралитет в таких вопросах… это его мать. Женщина действительно пыталась защитить Атласа, и тем самым защитила нашу Привязанную. Я не сомневаюсь, что у него будут некоторые предубеждения только из-за этого.
Честно говоря, у меня были бы тоже.
Мы вместе проходим по коридору мимо камер. Я бросаю короткий взгляд на плачевное состояние, в котором находится Аурелия. С появлением Джерико она снова начала есть, благодаря его уговорам через двери камеры, но она все еще худее, чем когда мы ее привезли. Ее скулы выступают сквозь впалую кожу, а плечевые кости выпирают, как будто пытаются прорваться наружу.
Она смотрит на нас, проходящих мимо, безжизненными, апатичными глазами.
Норт ждет, пока я выведу Джерико из камеры, фактически лишив его сознания с помощью своего Дара, и усажу на стул для допроса, прежде чем занять место напротив него.
Я жду, пока на его запястьях защелкнутся наручники, после чего выпускаю его разум из своей хватки.
Наконец Норт говорит: — Расскажи мне о лагерях.
Джерико моргает, как будто проясняет зрение, но слышит Норта достаточно хорошо и отвечает сразу: — Я уже рассказал тебе все, что знаю о них.
Норт качает головой. — Мне нужна конкретика. Сколько их всего?
Глаза Джерико сужаются — он чувствует, что что-то изменилось. — Три больших, пять поменьше. Во всяком случае, в Северной Америке.
Он говорит правду.
Это также подтверждает имеющуюся у нас информацию, но Норт старается не смотреть на меня. — В каком лагере обрабатывают заключенных?