Трагическая связь

Но мне не нужно предупреждение; я прекрасно понимаю, что здесь что-то не так. Я прекрасно понимаю, что независимо от того, каков был наш план, когда мы прибыли сюда сегодня, мы с Уильямом не уйдем без моего брата.

Это больше не начало переговоров.

Это спасение… или похищение, в зависимости от того, на какой стороне взаимодействия вы находитесь.

Я стараюсь говорить с братом спокойным и обнадеживающим тоном, но он вообще не реагирует на звук моего голоса. — Можно я посижу с тобой, Нокс? Ничего, если я просто… посижу с тобой?

Он пожимает плечами, его взгляд все еще опущен на теневое существо у его ног. Он смотрит на него, словно в трансе, а вовсе не так, как будто ждет, что оно вот-вот нападет на кого-нибудь еще в комнате.

Именно так я

смотрю на своих.

— Я могу остаться здесь, если тебе так будет удобнее. Ты меня помнишь?

Помнишь ли ты кого-нибудь из своей семьи, кроме своей поганой матери, которая оторвала тебя от всех нас? Только я не могу сказать ему этого. Это нечестно, и это неправильно с моей стороны — пытаться вбить клин между ними. Уильям ясно дал понять, что я не должен даже произносить имя Эммалины в присутствии Нокса. Мы оба знали, что я не смогу сдержать яд в своем тоне.

Я ненавижу эту женщину за то, что она бросила моего отца.

Еще больше я ненавижу ее за то, что она забрала с собой моего брата, когда уезжала, разделив нашу семью и став первой трещиной, которая расколола все на части.

Была бы моя мать жива, если бы она не уехала?

Существовало бы то безумие, которое овладело моим отцом, если бы с ним жили обе его Привязанные?

Были бы теневые существа…

— Нокс! Вот ты где! Вижу, Норт нашел тебя первым; я не удивлен. Он очень хотел провести с тобой немного времени.

Я не поворачиваюсь посмотреть на дядю, когда он поднимается на чердак, но его успокаивающее присутствие наполняет комнату, как будто это что-то физическое. Я не свожу глаз с брата, когда Уильям начинает говорить о всяких радостных и благочестивых вещах, используя все известные ему способы заполнить неловкое молчание и заставить людей поддаться его чарам. Однако стук в моей голове заглушает его, потому что я наконец-то нашел что-то неправильное в Ноксе. Что-то настолько абсолютно неправильное, что никто не сможет отговориться от этого.

У него скрюченные пальцы.

Мои глаза задерживаются на них, на том, как они торчат в разные стороны, с шишками и костями, проступающими сквозь кожу. Старая травма, которая не зажила должным образом.

Наша семья богаче Бога.

Это не то, чем я хвастаюсь, это просто факт: мой отец и Уильям провели всю свою взрослую жизнь, тратя сотни миллионов долларов в год на все виды благотворительности и роскоши для своей семьи, и наше общее состояние только увеличивается. Мы являемся опорой нашего общества, потому что относимся к тому типу старых денег, которые никогда не иссякнут. Все это к тому, чтобы сказать: почему, черт возьми, никто не посмотрел на Нокса, не вылечил его до того, как его пальцы срослись вот так?

Почему никто не позвонил нашему отцу?

— Это… твоя комната, Нокс? Здесь довольно уютно. В твоем возрасте я строил крепости на чердаке, используя простыни и подушки со всех кроватей в доме. Это сводило мою маму с ума. Я вижу матрас и подушки; твое теневое существо выглядит на них очень счастливым. Могу ли я подойти и обнять тебя, или это расстроит вас обоих?

Нокс не поднимает головы, но теневое существо поднимает, его глаза пустоты смотрят на Уильяма, словно вызывая его осмелиться прикоснуться к маленькому съежившемуся мальчику перед нами. Я начинаю задаваться вопросом, может быть, он в трансе… или сейчас находится внутри своего существа, чтобы сбежать из комнаты, отключиться от нас, не убегая и не вступая с нами в конфронтацию, чтобы выбраться из этого.

Он что, боится нас?

Или того, что произойдет, если он заговорит с нами?

Я хочу закричать и выпустить все свои худшие кошмары и тени на этот дом и всех, кто в нем находится, от чистого разочарования. Я ненавижу ложь и перешептывания, обман и завуалированные способы делать что-то, когда это должно быть просто.

Нокс должен вернуться домой со мной и Уильямом, оставить позади все, что, черт возьми, происходило в этом месте.

Я уже собираюсь сорваться, когда дверь позади нас снова открывается, рикошетом отскакивая от стены, и в комнату с пронзительным криком врывается тетя: — Что вы оба здесь делаете?! Я сказала тебе, что приведу его, чтобы поговорить с тобой, Уильям. Тебе здесь не рады.

Я не могу повернуться и посмотреть на нее, не сейчас, когда мои глаза глубокого черного цвета и во мне столько гнева. Почему она оставила его пальцы заживать вот так? Какая мать откажет своему сыну в медицинской помощи?

Я не думал, что возможно ненавидеть ее больше, чем я уже ненавидел, но она доказывает, что я ошибался.

— Нокс, иди сюда. Мы несколько минут поговорим с этими людьми в гостиной, а потом они смогут уйти.