Трагические судьбы

И вся пьеса сплошь состоит из таких назидательных сентенций. Сегодня читаешь — скулы сводит от скуки и поучений. Напоминает душераздирающие перепетии «мыльных опер», что в бесчисленности крутят сегодня по ТВ. А тогда на «ура» приняли «Тринадцатого председателя». В Москве пьесу поставил Вахтанговский театр, в главной роли — Василий Лановой. Успех! Благожелательные рецензии на постановку во всех газетах: актуально и смело. В антракте сошлись Черниченко, Аграновский, Лисичкин, курят, молчат, потом кто-то роняет: «Да-а… А что же никто из нас не сообразил пьесу сварганить? Весь материал в наших руках был…» Пьесу они не догадались сочинить, а вот статьи в защиту Снимщикова написали. Да никто не осмелился их напечатать. У Лисичкина был набран большой материал в «Литературной газете», да так и не увидел он свет, благоразумные редакторы решили: опасно.

Иная судьба у «Везучего Букена» — не повезло пьесе и спектаклю. На премьере случился скандал: жены руководителей узнали себя в действующих лицах, вцепились друг другу в волосы. Пришлось дать занавес. Шум был на всю Алма-Ату. Спектакль сняли. Потом разрешили, но заставили автора изменить говорящие фамилии действующих лиц. Пьеса пошла, но недолго: как только Худенко арестовали, ее запретили. Обычная практика того времени. Запрещали смелые спектакли, прятали на полки острые фильмы, выкидывали из верстки литературных журналов произведения, противоречащие главной линии партии. И здесь Худенко уникален: не было случая, чтобы арестовывался литературный или сценический прообраз героя.

На другой день после скандальной премьеры «Везучего Букена» в Алма-Ате Ивана Худенко взяли под стражу. Привлекли к судебной ответственности директора хозяйства Ли и Филатова. Дело имело большой резонанс. Даже была соотвествующая передача по «Голосу Америки». На другой день следователь вызывает на допрос Филатова: «У вас связи с ЦРУ». Филатов: «А вот этого не надо мне приписывать, никаких опасных связей с Америкой не имею».

Тогда все валили на ЦРУ. Заместитель председателя КГБ Филипп Денисович Бобков рассказал: «Запад долго отказывался продать нам даже столько важную «стратегическую» продукцию, как зерно. Но вот начались успешные переговоры с Канадой, сулившие значительные экономические выгоды. Тут же в действие вступили канадские спецслужбы, которые поддержали их американские коллеги». И сорвали-таки переговоры, уже шедшие к благополучному завершению. Но вот вопрос: неужели ЦРУ виновато и в том, что Советский Союз вынужден обращаться к Западу за хлебом?

Вы не поверите, но по делу Худенко пытались привлечь к уголовной ответственности даже ученых, которые изучали и анализировали его опыт, пытались завести уголовное дело на журналистов, которые писали о Худенко. Спецкорр «Литературной газеты» Владимир Кокашинский в течение пяти лет обращался к ходу эксперимента в Акчи. Когда на Худенко завели уголовное дело, в списке обвиняемых значились и Кокашинский, и профессор Белкин, вылетавший в Казахстан на поддержку Худенко. Профессор Белкин вспоминает: «Приезжал из Алма-Аты следователь по особо важным делам, вызывал меня и Кокашинского в прокуратуру. Следователь пытался приписать мне преступные намерения, а я пытался популярно объяснить ему про истоки хлебного кризиса, а он мне опять про соучастие в преступлении». Так и пообщались ученый и следователь без всякой надежды понять друг друга.

Суд над Худенко был скорым. Ему сладострастно отмерили 6 лет строго режима. Точно такой же срок, что и Снимщикову. «Владислав Васильевич, — спрашиваю Филатова, — как восприняли приговор люди, которые работали с Худенко?» — «Ну как могли относиться к нему люди, если он дал им возможность нормально работать, и получать приличные деньги?» Филатов помолчал и добавил: «Люди любили и уважали Худенко. И какое было горе, когда через год он скончался в тюрьме. На похороны пришли все, кто участвовал в эксперименте. И давали буквально клятву, что мы это дело не забудем, что продолжим его дело».

Снимщиков, как герой войны, орденоносец, попал под амнистию. Он мог уйти из колхоза, ему даже предлагали возглавить хозяйство в любом месте Подмосковья. Он сказал: «Пока меня полностью не реабилитируют, из Черной никуда не уйду». И взялся за рыбное хозяйство — в колхозе были пруды, он их создал. И в течение почти всей его дальнейшей жизни из его зарплаты, а потом пенсии вычитали деньги за тот морской круиз.

В магазинах только хлеб, соль, маргарин да банки с различными компотами.