Траян. Золотой рассвет

Тит Корнелий помедлил – по–видимому, боролся с собой и, проиграв сражение с желанием блеснуть словцом, – не скрывая гордости, с воодушевлением закончил.

— Так доносчиков – породу людей, придуманную на общественную погибель и до того необузданных, что никогда и никому не удавалось сдержать их в разумных границах даже с помощью наказаний, – поощрили обещанием наград.

Наступила тишина.

Молчали оба, отец и сын.

Наконец Тит Корнелий обратился к Ларцию.

— Полагаю, ты вправе согласиться на предложение Капитона. Объяви, что ты давно подозревал меня в преступном замысле. В противном случае тебя тоже постигнет кара. Я хотел бы, чтобы ты выжил и отомстил нашим врагам. О нас не беспокойся.

Сын невольно отпрянул. Отец оттер пальцами намокшую переносицу и добавил.

— Собственно месть мало занимает меня. Куда больше беспокоит твоя судьба.

— Моя судьба не отделима от моего имени, – нарочито не торопясь, едва сдерживая ярость, ответил Ларций. – Мое имя неотделимо от твоего. Предать тебя – опозорить род. Зачем мне тогда жить, отец? И как?..

— Тоже верно, – согласился отец. – В таком случае пусть решают боги.

Он был невозмутим.

Через месяц эдиктом Домициана Лонга уволили из армии. В указе упоминалось о неспособности префекта «в виду ранения» в полной мере выполнять обязанности начальника конницы. Объяснение откровенно издевательское – ведь после того, как в сражении в Сарматии Ларций потерял левую кисть, он еще почти год командовал конным отрядом, и никому его искалеченная рука не мозолила глаза. Выходное пособие, обязательное в таком случае, назначили уничтожающе оскорбительное – несколько тысяч сестерций. ⁶ Ему было предписано жить тихо, из города без разрешения не выезжать.

После отставки Ларция на семью Лонгов одно за другим посыпались несчастья. Рухнули надежды на дальнейшую карьеру. В дом один за другим повалили кредиторы, за ними крупные жулики, решившие «по–доброму» отбить у впавшего в немилость семейства приносивший неплохой доход кирпичный завод в Тарквиниях (в пригородах Рима), а также откупа на поставки азиатского вина в Рим, чем издавна занимались Лонги. Поспешили и мелкие доносчики и вымогатели во главе с «ночным грозой Рима», фракийцем Сацердатой. Эти тоже требовали включения их в завещание Тита и Постумии, иначе, грозились вымогатели, они сожгут кирпичный завод. Темные личности шныряли по усадьбе, перешептывались с домашними рабами, старались подкупить их. Ларцию пришлось отправить на дальнюю виллу не внушавших доверие слуг. Лонги держались как могли, однако состояние семьи таяло на глазах. Сорвалась сделка в Азии, затем кредитор ни с того ни с сего набросил процент на заем. Прибавил совсем чуть–чуть, но попробуй обратись в суд центумвиров. Тут еще сосед потравил урожай винограда.

Скоро Лонги перестали принимать гостей, да и где было найти таких смельчаков, которые отважились бы заглянуть к заведомому преступнику, осмелившемуся укрыть в своем доме жену самого Арулена Рустика.

С той поры Ларций больше не ввязывался в разговоры, касавшиеся «похабного», как его называли в городе мира с даками, более похожего на капитуляцию. Какое дело ему до легкомысленного наместника Мезии Сабина, подставившего свои легионы под удар Децебала и погибшего на поле боя? До не имевшего боевого опыта и, тем не менее, считавшего себя великим стратегом, Корнелия Фуска, допустившего разгром армии в первом же сражении с даками? До Семпрония Руфа, гордеца и выскочки, заведшего свой легион в узость между двух озер и утопившего солдат в болотах?! До того же Траяна, которым непонятно, с какой целью, интересовался Титиний Капитон. Какое ему дело до разнузданной солдатни, которой собственные центурионы и трибуны опасались более противника. После того, как император прибавил солдатам жалование на четверть, они еще более распоясались. Какое дело до армии, если его из этой самой армии вышвырнули за ненадобностью?

Пропадите вы все пропадом!

Глава 2

Ларций прошелся по комнате, присел на кровать. Руки у него подрагивали. Обе. Ощущение было полным. Ларций с ненавистью глянул на обрубок, с которого на ночь снял металлический крюк. Порывисто вздохнул.

Может, все-таки лечь, дождаться сна?

Пустое. Проваляется до рассвета, потом весь день будет болеть голова. Он поднялся, вновь приблизился к окну.

Будущее и теперь, когда в городе свершилось столько перемен, казалось мрачным, как эта холодная январская ночь, царствовавшая за пределами дома. Пока еще его дома. Уже не было Домициана, уже успел отправиться на небеса Нерва, которого с такой радостью после убийства тирана приветствовал сенат. Всего-то год поцарствовал. Единственное что успел сделать, так это усыновить Марка Ульпия Траяна. Каков, однако, взлет для испанца, вот кому белозубо улыбается судьба!

Однако что изменилось?

Ни–че–го!