Трансформация демократии (сборник)

Что касается богатых, то придумывают предполагаемый рост доходов, вызванный войной и подтверждаемый неточной или слишком угодливой статистикой[72], а также говорят об уменьшении трат, вызванном законами о роскоши, которые, по правде говоря, сегодня столь же неэффективны, как и в прошлом.

Если говорить о бедных, то экономическая проблема подменяется моральной; с помощью такого трюка вместо того, что есть, рассматривается то, что должно быть. Но ахиллесовой пятой этих доводов является утверждение, что повысить уровень потребления неимущих классов можно с помощью снижения потребления богатых. Но это нелепо, потому что малое не заменит многого.

Какое отношение к расходам собственно на войну имеют дотационные цены на хлеб, увеличивающие его потребление; пособия по безработице для людей, не желающих работать по рыночным ценам; увеличение заработной платы и сокращение рабочей недели для рабочих, служащих, ремесленников и т. д.; истребление скота и урожая забастовщиками; кризис общественного транспорта, ставшего слишком дорогим для большинства; безмерные выплаты, восьмичасовой рабочий день, праздность, нежелание работать, нерадивость, странные претензии ответственных лиц, мотовство биржевых акул, спекуляции, заменяющие под разными видами производство?

Пусть все это косвенно связано с войной и вытекает из перемены настроений и действий правительства, вызванных военным временем, но именно поэтому те, кто в силу своих настроений, расчетов, поступков способствовали указанным явлениям, не могут быть оправданы ссылками на прямые или отдаленные последствия войны; это допустимо только по отношению к другим, а не к этим людям. Отметим еще, что не существует этих всех, кто обязаны выносить тяготы войны, ибо заметно, что некоторые работают меньше, а получают больше, некоторые едва сводят концы с концами, а некоторые лишились имущества; государство же, вместо того чтобы быть общим делом, res publica, все больше становится делом лишь части населения, пролетариата, как говорят, – но в действительности тех, кому удается им завладеть; однако это, по правде говоря, не новость. В бюджете правительств предусмотрены средства для пропаганды займов; и поскольку, есть плательщик, должен быть и получатель; ясно, что не все проповеди в пользу кредитов (и добавим: налогов) произносятся безвозмездно; некоторые из них оплачиваются разного рода почестями и привилегиями. Поэтому подобные проявления следует отфильтровывать, чтобы обнаружить в них чувства, но все равно их будет немало, и было бы серьезной ошибкой полагать, что все проповедники или большинство из них движимы корыстью; они просто дают волю своему пристрастию к некоторым мифам и часто выступают в роли самых успешных их апостолов.

Тот факт, что даже после войны диктатура министерств не вызывает протеста, может навести на мысль о наличии чувств, благоприятствующих усилению центральной власти; но история опровергает подобные умозаключения и показывает, что правительства, склонные к абсолютизму, часто слабы[73], а политикам хорошо известна польза, которую приносит оппозиция, только укрепляющая правительство.

Из всего сказанного, по-моему, следует, что в плане чувств народная партия намного превосходит партию имущих классов. Ее сторонники более сплочены, преданны, они храбрее, энергичнее, самоотверженнее в отстаивании своих идеалов, они более упорно и последовательно движутся к поставленной цели. Правда, они уступают по части лисьих уловок, но в смутное время этот недостаток возмещается силой.

Точно так же некогда в прошлом они добились (и поэтому, возможно, добьются в будущем) лучшей участи для общества, обеспечив ему после тяжелых потрясений длительное благоденствие. Таковы были Средние века в Греции, Средние века после падения Римской империи, такими могут быть новые Средние века.

Чтобы понять размах и силу эмоций, нужно обратить внимание на энергию и упорство, с которыми трудящиеся и служащие добивались установленного теперь восьмичасового рабочего дня. Они поставили перед собой реальную цель и боролись за нее сплоченно и преданно, никогда не уступая, притом во всех странах. Они не обращали внимания на карканье своих противников, взывавших к патриотическому жертвенному духу, и говорили: «После войны мы хотим жить лучше, чем раньше, а вы устраивайтесь, как хотите и можете». Никто из правящего класса не предлагал сотоварищам работать побольше на благо зажиточного слоя, хотя последний приглашают финансировать правительство, чтобы оно могло изливать щедроты на рабочий класс и плутократию, что является естественным следствием правления демагогической плутократии. У народной партии и у зажиточного класса есть свои штрейкбрехеры, только первая преследует и ненавидит их, а второй оправдывает и часто воздает им почести.