Трансформация демократии

«(р. 475) Что здесь любопытно, это простота, с которой названные идеи высказываются в качестве общеизвестных, банальных, естественных и неоспоримых истин». Точно так же сегодня договор на равных между профсоюзами и правительством воспринимается как естественная вещь, не подлежащая обсуждению. Железнодорожники, оплачиваемые государством, отказываются перевозить по железной дороге, принадлежащей государству, солдат и карабинеров[43]. Здесь мы имеем дело с феноменом, аналогичным средневековому иммунитету – если не фактически, то в принципе. Железнодорожники полагают, хотя, вероятно, и не осознают этого вполне отчетливо, что власть центрального правительства заканчивается на границе их владений, простирающихся на все железнодорожные перевозки. Более или менее сходные мнения формируются и у других профсоюзов.

Явным признаком разрушения центральной власти выступает возможность уклонения от подсудности ей, а обязательное подчинение – признак ее укрепления. В этом случае действительное положение вещей также предшествует идеальному и правовому, которые лишь постепенно трансформируются в заданном им направлении.

Как раз сегодня мы наблюдаем одну из таких трансформаций. Иммунитет профсоюзов еще не обрел четкой формы, которая была присуща во времена Каролингов иммунитету Церкви и светских лиц, но он постепенно движется к ней. Во многих случаях, число и значимость которых растут с каждым днем, профсоюзы с одобрения части общества не позволяют исполнять законы и постановления.

Если бы государство было вынуждено отменять их под давлением, цель профсоюзов достигалась бы при формальном сохранении авторитета центральной власти; но так как решения правительства игнорируются, основы его суверенитета подрываются даже формально. Так называемые стачки солидарности демонстрируют, что рядом с правительством выстраивается множество мелких обособленных источников власти, стремящихся к независимости.

Любое событие, часто малозначащее или ничтожное, может дать профсоюзам и их объединениям повод к сопротивлению и нападкам[44].

Когда во Франции в феврале 1920 г., в соответствии с одной из статей железнодорожного регламента некий сотрудник общества «Париж – Лион – Средиземное море», без разрешения оставивший рабочее место, был отстранен на два дня от службы, этого было достаточно, чтобы профсоюзы объявили и провели всеобщую стачку железнодорожников. В подобных случаях желание соблюдать законы и правила именуется «нарушение профсоюзных свобод», так же как в Средние века толковали о посягательстве на феодальный иммунитет.

Заметна тенденция профсоюзов не ограничивать свои привилегии профессиональными конфликтами, а распространять их на споры между членами профсоюзов и теми, кто в них не входит. Последних привлекают к особому суду, а если центральные власти противятся этому, то оказываются перед угрозой и фактом забастовки. В феодальном обществе вассал не был полностью исключен из королевского правосудия; чтобы прибегнуть к нему, следовало лишь соблюдать феодальную иерархию, его непосредственный сеньор должен был либо свершить суд сам, либо представить вассала на суд вышестоящего сеньора. Возможно, когда-нибудь такие гарантии появятся и в профсоюзном праве, но сегодня их нет.

В результате возник и прогрессирует современный анархический строй, на что пока никто не обращает внимания, хотя он уже отмечен многообразными проявлениями; если начавшееся движение продолжится, конфликты между отдельными профсоюзами будут возрастать и возникнут трения не только между профессиональными союзами трудящихся, с одной стороны, и всем остальным населением – с другой, но и между разными профсоюзами одной отрасли[45]. То же самое происходило в Средние века, когда вражда разгоралась между теми, кто поделил между собой наследие центральной власти. Пока эта власть сохраняла силу, общие интересы удерживали ее противников вместе или по крайней мере не давали им разделиться. Для знати в эпоху Каролингов важнее всего было освободиться от гнета императорской или королевской власти, а для наших профсоюзов пока что – утвердить себя вопреки авторитету парламента и интересам остальной части населения. 27 января 1920 г. на собрании Международного бюро труда господин Герен заявил, что полномочия парламентов остаются в силе, тогда Жуо[46]

возразил ему, что Международная организация труда является экономическим парламентом более высокого порядка и ее решения могут быть только ратифицированы отдельными государствами[47].

По мере того как ослабевает центральная власть, множатся проявления враждебности со стороны ее противников; начинаются приватные войны между капетингскими феодалами, разгораются конфликты между профсоюзами, и предвестием этого уже являются вооруженные столкновения между бастующими рабочими и штрейкбрехерами, между красными и желтыми, между белыми и красными – я чуть не написал: между гвельфами и гибеллинами; и они разворачиваются перед благосклонным взором центральной власти, как некогда частные войны баронов перед глазами короля.