Трансформация демократии

Я полагаю, что так оно и есть, и я показал это в моей «Социологии», но мне также кажется, что это, главным образом, вопрос количественный. Сами по себе идеи не могут или мало могут повлиять на чувства и интересы, но между не могут и мало есть разница, и эта малость в некоторых, довольно редких случаях может быть существенной. Можно быть уверенным в том, что речь дона Стурдзо мало кого переубедит, но нельзя утверждать, что она не переубедит никого или по крайней мере не побудит кого-то пересмотреть свои взгляды; этого достаточно, чтобы не считать результат нулевым.

Обозначив таким образом хотя бы минимальную пользу нашего рассуждения, посмотрим, на что оно должно быть направлено.

Если не ставится цель полностью изменить общественное устройство, можно в общем и целом исходить из имеющихся предпосылок, из тех чувств и интересов, которые направлены на сохранение с небольшими поправками прежних представлений о законности, о справедливости, о равенстве и т. д. Поскольку они изменяются медленно, можно, опираясь на данные истории, прийти к выводам, имеющим определенную вероятность. Но если нам требуется исследовать, что будет происходить в обществе, полностью отличающемся от известных нам, знание существующих настроений не поможет, мы вступаем в неизведанную область.

Например, мы неплохо можем себе представить, что будет со страной, в которой значительно выросла доля мелкой сельскохозяйственной собственности; но если мы хотим рассуждать о стране (если такая страна возможна), где нет частной собственности, нужно допустить, что там будут господствовать совершенно другие чувства по сравнению с привычными нам в наших обществах. Те, кто думают, что может понять эти новые чувства, – фантазеры, живущие в царстве утопий.

Экономические условия ставят известные границы, которые более понятны и которые гораздо труднее перейти.

Дон Стурдзо справедливо отмечает: «К сожалению, Италия – бедная страна, которую плодородной сделало упорство ее тружеников и сбереженные ресурсы; но резервы ее экономики кроются, в основном, в земле». Он думает поэтому, что здесь не может развиваться черная металлургия и тяжелая промышленность, «поскольку затраты на ввозимое из-за рубежа сырье превышают или равняются трудовым затратам, причем не следует рассчитывать, что эти отрасли будут использовать дешевую рабочую силу, готовую к тяжелому труду; эти времена, к счастью, уже прошли».

Последнее утверждение ошибочно. Эти времена далеко не прошли, и сейчас начинается период, отчасти заслоняемый оргией разрушения капиталов, расточения того, что должно обеспечить будущее, когда тем более остро и не только перед Италией встанет дилемма: сократить численность населения или прекратить расточительство.

Отгораживаться от этих трудностей с помощью разглагольствований о новых временах, о новых правах трудящихся, о диктатуре пролетариата и прочей чепухе – значит уподобляться колдунье, которая надеялась остановить заклинаниями луну.

Производство, а следовательно, и численность населения находятся в тесной связи с безопасностью личности и имущества, с существованием и уважением к тому, что греки называли «номос», римляне – «лекс», а мы называем законом. Установление римского мира привело к увеличению численности и благосостояния населения в средиземноморском бассейне; средневековая анархия подорвала и то и другое.

Какой из этих процессов начинает разворачиваться сейчас? Постарайтесь ответить на этот вопрос с помощью экспериментальной науки, по возможности оставив в стороне, даже с риском не понравиться всемилостивому правительству, религиозный экстаз, уверенность в судьбах отечества, благородство буржуазии, внимающей зову времени, и тому подобную чушь.

Относительно решения поставленного вопроса можно, по меньшей мере, выразить сомнение. О причинах этого я уже говорил в журнале «Ривиста ди Милано» и не буду повторяться. Позволю себе только заметить, что за короткое время, прошедшее с момента публикации упомянутых статей, появилось немало подтверждений сделанных в них выводов и ожидаются, видимо, новые.