Трансформер (СИ)

      Хорошо, что следующий день был воскресным, а значит, никто не увидит его красных зареванных глаз. Сославшись на неважное самочувствие, Марк наотрез отказался идти в кино с родителями, которые выбрали прекрасный, по их словам, фильм – "Интерстеллар".

      Притворившись, что заснул, омега поглубже уткнулся носом в собственное плечо, мешая папе заглянуть сыну в лицо перед уходом, и Александру Ивановичу пришлось довольствоваться растрепанной макушкой, куда он с удовольствием чмокнул сына.

      До вечера Марк провалялся в своей постели. Иногда ему удавалось поспать, но сон не хотел утягивать его надолго, и он раз за разом приходил в себя, вспоминая, какой же он жалкий и убогий. Такой, о котором легко забыть, и уж точно не тот, с кем можно праздновать самый важный день в году.

      Да, конечно Родион не испытывает к нему никаких чувств, но... Приглашение хотя бы из вежливости было бы величайшей радостью для маленького трансформера, если уж в его услугах никто не нуждался. А может, он подыскал себе более привлекательного защитника?

      Бип - пискнул вдруг мобильник, вспыхнув голубым светом.

      Дыхание замерло в горле.

      «Родион?»

      Омега подскочил, словно альфа только что вошел в его комнату собственной персоной. Челка упала на лоб, руки мелко затряслись. Марк замер, ошарашенный.

      «Зачем он звонит? Для чего? Он все уже дал понять».

      Мобильник продолжал попискивать.

      - Марк, ты поднимешь наконец трубку или это сделать мне? - раздался из коридора голос папы, проходившего мимо приоткрытой двери.

      Омега схватил телефон, едва справляясь с водоворотом чувств, вмиг захлестнувших голову.

      «Черт с тобой, альфа.»

      - Алло.

      - Привет.

      Марк попытался сглотнуть, но в горле неожиданно пересохло.

      - Привет.

      - Ты давно не звонил.

      - Зачем? – резче, чем собирался, ответил Марк.

      «Он что, издевается?»

      - Например, чтобы поздравить меня с днем рожденья.

      - Я не знал, - выпалил Марк слишком поспешно, выдавая себя с головой.

      - Понятно… А что с твоими оценками?

      «Нажаловались, значит.»

      - Все нормально.

      - А вот твои учителя говорят, что нет.

      Ответить на это было нечего. Родион продолжил:

      - Если ты не подтянешь предметы, то в университете тебе нечего будет делать. Соответственно, ты не сможешь находиться при мне и выполнять свои непосредственные обязанности...

      На глаза омеге навернулись слезы, он закусил губу, чтобы не разрыдаться.

      - …тогда зачем мы тратим столько времени? Если тебя устраивает твоя жизнь, то скажи прямо и закончим на этом.

      - Меня не устраивает моя жизнь! – сорвался Марк на крик словно вскипевший чайник. – И я трачу много времени, стараясь отвечать твоим ожиданиям! – Накопленная забродившая энергия выплескивалась хаосом злости, обиды, неоправдавшихся желаний. – А находиться я при тебе и так не могу! Тебя нет в школе! Нет дома! И ты не позвал меня на этот чертов праздник… хотя бы просто… так...

      От слез, бесконтрольно стекавших по щекам, началась икота. Нечем было дышать. Пальцы свело на зажатой в хватку пластмассе.

      - Я сейчас заеду.

      И гудки.

      Упав на кровать, лицом в подушку, Марк взвыл. Рассержено, горько, с надрывом.

      Еще две минуты он позволял себе задыхаться.

      Дверь осторожно скрипнула.

      - Марк, - совсем тихо.

      - Папа! – Александр Иванович понял и, шагнув обратно, прикрыл дверь.

      Тяжело втянув столько воздуха, сколько позволили легкие, Марк поднялся. Его пошатывало, а окружающее пространство никак не желало останавливаться. Еле ковыляя, держась за стены, он пошел в ванную приводить себя в порядок.

***

      Наспех одевшись и причесавшись, Марк спешно поправил покрывало на кровати и сел, выставив руки вперед и вбирая коленные чашечки в ладони. Его немного трусило, а в распухших покрасневших глазах горел нездоровый огонь.

      Что он наговорил Родиону?

      Теперь он…

      Теперь его…

      Дрожь не желала униматься. Минуты тянулись неимоверно долго, пока не раздался дверной звонок.

      Омега подскочил, отчего-то схватив себя за руку, впиваясь коротко остриженными ногтями куда-то выше запястья. Желание бежать от альфы и не убегать, разрывало на части, припечатав к месту намертво.

      В заложенных, словно водой, ушах слышался глухой разговор.

      Дверь открыл папа. О чем они разговаривали, было не слышно. И очень страшно. Наверное, сейчас Родион извиняется перед родителями и забирает свое предложение о свободе обратно, говорит что сильно ошибся и уходит…

      «Уходит?»

      Разговор затих.

      Хлопнула входная дверь.

      Вот и все.

      Горло сдавило. Ногти впивались все глубже в кожу, но боли Марк не чувствовал.

      Потяжелел воздух, дрогнул под ногами пол. Окружающие предметы поплыли: рисунок на настенном ковре размылся, теряя симметричность; вот вязкая капля тяжело плюхнулась на пол; стул неуклюже сложился под собственной тяжестью, будто придавленный невидимой плитой; всколыхнувшись, кровать пошла буграми волн; протяжно скрипнули длинные щепы шкафа, ребрясь гармошкой.

      Марк медленно застывал на месте. Твердое прозрачное стекло обтекало тело, превращаясь в недвижимую хрустальную массу, консервируя омегу словно букашку в огненном янтаре.