Трансформер (СИ)

— До завтра. Я приду к одиннадцати.

— Понял. Буду. Спасибо, Илюш, — сердечно произнес альфа, заглядывая ему в глаза.

— Не за что пока, — отвернулся Марк, розовея.

Улыбнувшись, Дима поспешил к выходу, откуда навстречу шел Филипп.

Проходя мимо чужака, Филипп резанул подозрительным взглядом, мигом оценив другого альфу.

— Кто это? — без предисловий начал он.

— И я рад тебя видеть, — хорошего настроения как не бывало. Филипп навис над омегой, ожидая ответа. — Просто парень. Он тоже много занимается и попросил помочь с английским.

— Не стоит.

Марк обалдел от такой наглости. Да, он помнил, что Филипп за ним приглядывает и сейчас, наверное, тоже. Но решать за него — это уже слишком!

— Мы просто пообщались, — сбивчиво пробормотал Марк. Ну вот зачем он сейчас оправдывается?

— И все же не стоит продолжать общение.

Если бы Марку не было страшно, он бы ответил, что у Филиппа нет никакого права вмешиваться в его жизнь, но…

— Мы просто позанимаемся немного.

— Завтра скажешь ему, что это первый и последний раз, — и не сказав больше ни слова, Филипп развернулся и вышел.

Часть 42 Шесть часов

Войдя в комнату, Лекс ожидаемо обнаружил Филиппа внутри. В комнате едва уловимо ощущался запах сигарет — альфа много курил.

Филипп не обернулся на скрип двери, этого не требовалось, на часах было без двух минут шесть. Омега тяжело дышал, не размыкая рот. Альфа догадался без труда о причине — омега спешил.

Лекс поначалу не собирался приходить вообще.

Но по мере того как тянулся серый безрадостный день, он менял свои решения подобно стрелке на часах, неотвратимо двигающейся в одном-единственном направлении: вместо того, чтобы просто не прийти, он решил опоздать… немного опоздать… в итоге он летел вверх по лестнице, стремясь успеть до шести.

И теперь, стоя посреди неприятной ему комнаты, он ненавидел себя за то, что альфа заставил его бояться, раскрыв брешь страха так широко, что туда засасывало все, что представлял из себя Лекс: гордость, самолюбие, непокорность, строптивость — всю волю и душу всасывала широкая воронка, оставляя ничтожного, покорного омегу, запугать которого не стоило ни малейшего усилия.

— Раздевайся, — глухо, не глядя, приказал альфа.

Лекс сверлил альфу молчаливым яростным взглядом. Ненависть душила за горло, стучала в висках, парализовала тело. Его злоба была такая же осязаемая, как и шершавые пальцы на коже, прикосновения которых снились ему в кошмарах, преследовали в мыслях, пугали в темноте.

Сжав зубы, Лекс рванул с себя пиджак, сбрасывая прочь, еще минута — и все вещи валялись кучей у ног. Он не оставил на себе даже белья.

— На кровать — жесткий, без эмоций голос.

Лекс сделал так, как велели.

Уткнувшись лицом в подушку, он замер, ощущая прохладу простыни. Дышать было нечем, незачем было жить. Глухие рыдания застревали где-то посреди плотно сбитого пуха, пропитавшегося запахом Филиппа, непереносимым тошнотворным зловонием, смешанным с его собственным.

Обнаженного бедра коснулась колючая ткань — альфа сел рядом. Ладонь легла между подрагивающих лопаток, опустилась ниже… и вернулась в основание шеи. Лекс взвыл, пока альфа неторопливо поглаживал его по спине, глуше, выше, ненависть пылала так ярко, он чувствовал что медленно сгорает на этом огне, а отвратная рука все так же едва касалась нежной кожи.

Выбившись из сил, омега затих.

— Отпусти меня, — еле слышно проплыло в комнате.

Тишина.

Алексей слушал собственное сердце, глухо бившееся о чужую кровать. Кровать, в которой он оказался не по собственной воле.

— Нет.

— Почему? — сорвалось с искривившихся от нового приступа рыданий губ. — Почему?

Чужая рука огладила кожу от плеча до ягодицы, задержавшись на аппетитных полушариях. Филипп был нежен, и от этого становилось еще хуже.

А в следующее мгновенье сильные руки альфы подняли Лекса с нагретого ложа. Филипп поставил его на ноги и развернул к себе лицом.

Суровый взгляд, легкая небритость — альфа смотрел пристально. Лекс не смел дышать, не смел пошевелиться. Теплые руки сомкнулись на поясе, чуть приподняли, прижимая к себе. Одна рука подхватила под колено, заставив согнуть ногу. Сев на кровать поперек, Филипп оперся о стену спиной, усадив притихшего от растерянности омегу себе на бедра, дав почувствовать каменную твердость в брюках меж разведенных ног.

Альфа был так близко, что Лекс захотел отодвинуться. Раньше его всегда брали сзади или распластав на спине, но никогда еще не прижимали так близко к груди, не смотрели в лицо и не показывали свое. И запах — липовый мед с едким привкусом отцветшей полыни, горькой, как взгляд этого ненормального.

Рука на спине заставила придвинуться еще ближе. Лекс отвернул лицо, и поцелуй пришелся в скулу — неторопливый, царапающий.

Он сглотнул, не смея двинуться. Другая рука подхватила его под ягодицы, притиснув бедрами к телу альфы.